Время собирать камни

— Да я про вас знаю, — махнул тот рукой. — Она с утра уже ждет: как чувствовала, что зайдете. Давайте-ка воды натаскаем, а то так и будем за каждым чайником бегать.

Пока Степанидин постоялец доставал воду из колодца и разливал по подставленным Виктором ведрам, они разговорились. Женька, как представился мужичок, ожидал начала охотничьего сезона, а пока отдыхал на природе и помогал чем может хозяйке. В деревне ему нравилось: вроде бы и от Москвы не так далеко, и лес кругом.

— Если вам помощь какая нужна, вы ко мне обращайтесь, я на все руки мастер, — отрекомендовался он. — Пока охота не началась, я тут вроде как без особого дела сижу.

Виктор наполнил чайник, отнес в дом и застал там идиллическую картину: бабка Степанида, перетаскивая из кухни тарелки с золотистыми печенюшками, оживленно рассказывала что-то Тоне, а та смеялась.

— И ты знаешь, милая моя, — скрипела Степанида, расставляя на столике чашки в красный цветочек, — ведь так и боялась я до бани дойти, до того меня Витька, хулиган, испугал. Ну и дружки-приятели его, конечно! Только знаю я, кто придумщик-то у них был главный, — лукаво подмигнула она. — А вот и сокол твой ненаглядный. Ох проказник был мальчонка, ох и хитрец!

Тоня, отсмеявшись, взглянула на Виктора, качавшего головой с удивленным видом, и спросила у старушки:

— Бабушка Степанида, а расскажите мне про Витиных друзей, а то из него самого слова не вытянешь.

— А что рассказывать? — удивилась та. — Ну, Шуркиных ребят ты, наверное, уже знаешь.

— Да, кроме Юли, я ее еще не видела.

— Увидишь, увидишь. Она из них всех самая маленькая была, как птичка ровно. И чирикала так же — голосок тоненький, чтоб не сказать писклявый. Мужик-то ейный с детьми ее бросил и в бега подался, а куда — неизвестно. Николай у Шуры парень сурьезный, никак самый старший, а вот Сашка шалопаем всегда был, правда, нынче вроде бы остепенился и работу хорошую нашел. Вот только семьей не обзаведется, хотя сейчас, я смотрю, не особенно торопятся с этим делом.

— А мальчик из соседнего дома, который сейчас пустой стоит?

— Андрюша-то? Андрюша хороший мальчик был. И мне помогал, бывало, и родителей своих любил очень.

Старушка бросила быстрый взгляд в сторону Виктора, который рассматривал иконы в углу.

— А почему «любил»? — удивилась Тоня. — С ними что-то случилось?

— Да кто ж его знает, что с ними случилось. Только теперь ни Маши с Андреем, ни Андрюшеньки их нет и где они — одному богу известно.

Баба Степанида перекрестилась и покачала головой.

— Ну хорошо, — не успокаивалась Тоня, решив выведать у разговорчивой старушки все, что можно. — А почтальоновы дети… Ведь их так называли, правда? Они где сейчас?

Наступило молчание. Виктор медленно повернулся к жене, устремив на нее какой-то непонятный взгляд: словно он не понимал, что за вопрос она задала, и пытался перевести его на свой язык. Глаза его были холодными и удивленными. Бабка Степанида, глядя на них обоих, замолчала. Наконец Тоня неуверенно переспросила:

— Так что с ними, с детьми из нашего дома?

— Бабушка Степанида, засиделись мы у вас, пора нам, — с улыбкой сказал Виктор. — Печенье у вас замечательное, спасибо вам огромное. Как дом доделаем, пригласим к себе в гости, вот тогда Тонька пирогов напечет не хуже ваших.

Тоня не верила своим ушам.

— Вить, подожди, мы же еще не договорили!

— Тонь, если ты забыла, то я тебе напомню: нам с тобой по дому еще работать и работать. Я понимаю, вы, женщины, — народ любопытный, но давай ты потом будешь свое любопытство удовлетворять, хорошо?

Когда Виктор начинал говорить с ней так, словно она закапризничавший, плохо воспитанный ребенок, которого ставят на место в присутствии гостей, она всегда терялась, краснела и не знала, что сказать. В такие минуты Виктор сразу становился очень значительным, очень взрослым, понимающим, что нужно делать, а что не нужно, а она сама превращалась в простушку, плохо одетую и совершенно не умеющую себя вести.

— Действительно, голубки мои, бегите, бегите, потом зайдете! — закивала головой хозяйка. — Успеется еще, наговоримся — самим надоест. А пока с богом, милые мои.

Распрощавшись с бабой Степанидой, Виктор с Тоней вышли на улицу. И тут Тоню ожидал второй неприятный сюрприз. Прислонившись к забору, на траве сидел неопрятный старик, от которого несло алкоголем, и, прищурившись, смотрел прямо на них.

— А, Витенька пожаловал, да с женушкой… — хрипло проговорил алкаш. — Никак по святым местам пошли?

Он засмеялся, но приступ кашля прервал его жутковатый смех.

— Ты бы, Графка, похмелился, — брезгливо заметил Виктор, обходя старикашку.

— А ты мне на опохмелочку-то дашь? Уважишь старика, а? — Он поднялся на ноги и, покачиваясь, пошел к ним.

— Еще уважить мне тебя не хватало…

— А вот тогда я для тебя, говнюка, не Графка, а Евграф Владиленович! Понял, сучонок? — грязно выругался старик.

— Вить, пойдем! — потянула мужа за рукав Тоня. — Он же пьяный совсем!

— Пьяный? — перевел на нее мутный взгляд алкаш. — Не, я не пьяный. Был бы пьяный, я бы все твоему гаденышу сказал, все! А может, и скажу еще!