Среди факторов, обусловивших мощное единство верхних этажей культуры, нужно упомянуть по-прежнему скреплявший их цемент отношений, сложившихся в эпоху Каролингов. В течение нескольких десятилетий почти вся Западная Европа существовала под единой политической властью, находившейся в руках сплоченной группы епископов и судей — выходцев из одной семьи, получивших одно воспитание при королевском дворе, регулярно собиравшихся вокруг своего суверена, общего хозяина. Все они были связаны между собой узами родства, общими воспоминаниями и общим делом. Невзирая на расстояния и природные препятствия, аристократия XI века была объединена общими для всех ритуалами, верой, языком, культурным наследием, памятью о Карле Великом — иными словами, престижем Рима и обаянием империи.
Глубокое сходство и тесная связь между различными художественными произведениями возникли благодаря тому, что искусство оставалось верно своему предназначению. В ту эпоху все, что мы называем искусством, или, по крайней мере, то, что от него осталось спустя тысячу лет, самая его прочная, наименее подверженная разрушению часть, не имело иной цели, как положить к стопам Бога богатства видимого мира, дать человеку возможность умерить гнев Всемогущего этими дарами и снискать Его милость. Все великое искусство было жертвой, приношением. В нем больше магии, чем эстетики. Это приводит к пониманию более глубоких характеристик творческого акта на Западе в период между 980 и 1130 годами. Все эти сто пятьдесят лет порыв жизненной энергии увлекал латинское христианство по пути прогресса и давал возможность создавать более утонченные произведения: границы творчества раздвинулись. Тем не менее прогресс зашел еще не так далеко, чтобы разрушить стереотипы мышления и примитивное отношение к жизни. Христиане XI века испытывали гнет непостижимого, чувствовали себя подавленными неведомым миром, который нельзя увидеть воочию, но чье могущество великолепно и волнует воображение. Мысль тех, кто находился на высших ступенях культуры, обращалась к иррациональному. Она была подчинена вымыслу. Вот почему в тот момент истории, в краткий период, когда человек, не избавившись еще от своих страхов, уже располагал средствами для создания весьма эффективного оружия, родилось величайшее и, быть может, единственное религиозное искусство Европы.
Поскольку искусство выполняло функции жертвоприношения, оно целиком зависело от тех, кто в соответствии с занимаемым в социальной иерархии местом должен общаться с силами, управлявшими жизнью и смертью. По традиции, сложившейся в незапамятные времена, эта власть принадлежала королям. Однако Европа в то время становилась феодальной, могущество монархов начинало дробиться и распыляться. В новом мире управление художественным творчеством постепенно ускользало из рук правителей. Оно перешло к монахам, так как процессы, происходившие в культуре, именно их сделали главными посредниками между человеком и областью священного. В результате этого перехода появились многие черты, присущие западному искусству того времени.
1
«Лишь один царствует в Царствии Небесном — Тот, кто мечет молнии. Справедливо, чтобы в подражание Ему лишь один царствовал на земле...»[32] В XI веке человеческое общество осознавало себя как образ, отражение Града Божьего, то есть ощущало себя царством, монархией. Феодальная Европа действительно не могла обойтись без монарха. Когда орды крестоносцев, бывших примером крайней непокорности, основали в Святой земле государство, оно стихийно сформировалось как королевство. Фигура короля как образец земного совершенства венчает все теории, которые в ту эпоху описывали устройство видимого мира. Король Артур, Карл Великий, Александр Македонский, Давид, да и все герои рыцарской культуры были королями или царями; в то время каждый, будь то священник, воин или даже крестьянин, стремился походить на монарха. Долговечность мифа о короле — одна из основных характеристик средневековой цивилизации. Рождение произведений искусства — главных, самых выдающихся произведений, впоследствии ставших образцами, — особенно тесно зависело от института королевской власти, от его функций, внутренних возможностей. Тот, кто хочет проследить связь между социальными структурами и художественным творчеством, должен внимательно проанализировать, на чем основывалась и как реализовывалась в ту эпоху монархическая мощь.