Никогда не гаснущая печь пылала, лампа горела не переставая, они со Львом постоянно меняли масло, но девушка не могла согреться. Пронизывающий холод изнутри выходил наружу, так, что зубы стучали. Оставаясь одна, она приподнимала юбку и видела вместо коленей обтянутые синеватой кожей кости.
Лев приносил ей еду, но её постоянно тошнило.
Вместе с холодом и худобой являлась бессонница. Ему теперь незачем было дежурить так долго, но он, напротив, почти не уходил. Воспалёнными покрасневшими глазами он следил за процессами в яйце, словно не доверял ей. Да и сложно было доверять этому иссохшему дрожащему существу, от которого уже, казалось, веяло холодом могилы.
Но однажды он позвал её необычно возбуждённым голосом, и они разглядывали субстанцию вместе сквозь хрустальное оконце, затаив дыхание, плечом к плечу, почти соприкасаясь лицами.
Непроизвольные слёзы струились по щекам Камилы, угольно-чёрное вещество кипело внутри, пузырилось и оседало на стеклянных стенках, заточённое в своей прозрачной тюрьме.9
Лев вдруг обернулся и посмотрел на неё.
Он глубоко прерывисто вздохнул, нежно улыбнулся и своей теплой ладонью вытер холодные слёзы с её щеки.
— Не плачь, — прошептал он чуть слышно.
Казалось, в этой напряжённой тишине длительного процесса Делания они оба разучились говорить и превратились в лишённых голоса слуг кипящей материи… Но его внимание придало ей сил.
Камила вдруг схватила его тёплую руку, сжала её в своих костлявых холодеющих ладонях и смотрела в его спокойные чёрные глаза жадно, впитывая блеск пылающей в них жизни.
— Достань его, — попросила она, и потрескавшиеся сухие губы её задрожали. Тонкая кожа треснула, и с нижней губы медленно побежала капля густой алой крови.
— Достань его, Лев, прошу тебя! Друг ты мне или враг, но я не смогу умереть спокойно, если дело не будет окончено! Я отдала свою жизнь за это, ты же видишь, чем я стала!
Он, казалось, не обращал внимания на её слова. Как заворожённый, мужчина следил за рубиновой каплей, которая замерла на подбородке девушки, как бы размышляя, упасть вниз на бесцветную ткань мешковатой одежды или продолжить скользить дальше по тоненькой шее.
Он вдруг склонил голову, и тёмные пряди его давно не стриженых волос нежно скользнули по смуглой коже её лица, сжал ответно её хрупкие руки и, аккуратно коснувшись губами подбородка, втянул красную каплю, а затем поцеловал её в губы так же осторожно, едва ощутимо, словно боясь поранить.
Она мелко задрожала, и новые слёзы потекли неудержимо по её щекам.
Лев взглянул на печь, аккуратно поправил фитиль, затем поднял на руки почти невесомое тело девушки и отнёс в кучу тряпок, которая служила ей постелью.
— Я найду тебе доктора, — сказал он, нежно гладя её по щеке, — теперь мы навеки связаны, ты знаешь. И обещаю тебе, мы закончим вместе.
* * *
Она билась дни и ночи в лихорадке, бессвязно крича на разных языках, возможно, выдавая секреты, которые черноволосый шпион — благодетель и палач — аккуратно вписывал в её собственную толстую тетрадь, испещрённую словами, картинками, формулами и символами, или ей это только казалось. Приходил доктор — молчаливый седой старик, который силой разжимал судорожно стиснутые зубы и вливал внутрь лекарство, которое приносило сон и покой.
Камила открывала глаза и видела то очаровательного светлокожего змея с короной на голове, то — темноволосого бородатого мужчину с пристальным взглядом угольно-чёрных глаз, а порой — оскаленную морду демона, насмешливо взирающего на неё из-под кустистых бровей, но потом её веки вновь смыкались, и она падала в очередную серию забытья.
Камиле казалось, что, несмотря на лечение и улучшение физического состояния, нечто не зависящее от тела, путешествующее из жизни в жизнь, падало всё глубже в беспросветную тьму, и девушка простирала в отчаянии руки, надеясь на поддержку, она обнимала Льва и прижималась к нему, жаждая утешения и слияния, единства, которое изображали алхимики в виде двуликого гермафродита, наполовину женщины, наполовину мужчины10
.В своём странном бреду Камила поверила в то, что Лев послан ей судьбой не случайно, что именно ему суждено стать её дополнением, её второй половиной, и когда они вместе окончат Делание, то навсегда останутся слитыми воедино силой животворящей красной тинктуры, обещающей вечную жизнь и процветание.
И хотя каждый раз, проваливаясь в нездоровый сон, навеянный странными туманящими сознание снадобьями седовласого лекаря, девушка видела лишь тьму и как будто спускалась всё глубже и глубже на дно, она становилась все более одержима идеей вечной любви между ней и Львом.
Белый
«Воздействие Юпитера продолжается от чёрного до начала белого цвета… наконец… на стенках сосуда появятся маленькие белые волокна или волоски… воздействие луны выразится в совершенной белизне». (Филалет)
Однажды Камиле приснилась зелёная поляна, залитая солнцем.