А про то, как убивать «по–корейски», сегодня ни для кого не новость. Леха давно точит мысль о том, что наказание должно соответствовать преступлению, личный список его обширен…
— Далась дураку одна песня на веку! — ругается Седой. — Думай думу без шуму. Надо ли всем знать — что надумал?
— Благословил бы, Седой!
— Дурному дитенку батькино благословенье не на пользу.
— А что, ждать пока черт сам умрет? Да у него еще и голова не болела! По греху и расправа!
— Ты, Лексеич, душа–баллалайка — три струны! И все они, заметь, одно наяривают. Две лопнут, на одной сумеешь то самое сыграть, Паганини ты наш!
— С грибными определениями поосторожнее! — предупреждает Замполит.
Федя улыбается — кто бы его не знал! — доброй и виселица бывает. Не берись, вспоминает разную экзотику. Хорошо, хоть молча…
Бамбук тоже разный, иной растет так быстро, что используется для казни — растянут неудачника на четырех колышках над саженцами — сутки–другие помучается, и вот уже насквозь пророс — проткнули. Но это, если к слову, не самый популярный метод. Слишком быстро, как считают некоторые. Бамбук ко многому годится, каждый сорт для своего дела. Есть здоровенный зеленый, кажется — наруби, ко многому сгодится — и на лодку, и на хижину, на что хочешь, а он — подлец! — трава травой, так же вянет, морщится, и все такой же зеленый, только хлипкий — не держит. Зато внутренние переборки легко выколачивать, получается труба, к делу нужная. Можно трубопровод для воды, а можно опять для интересного, сильно воспитательного.
Когда расскажет все, когда крики надоедят, достанут — если вопит однообразно, на одной ноте, тогда какой–нибудь сердобольный вторую бамбуковую трубу в рот запихнет, другой конец опять же в муравейник, и дело идет быстрее. Но к тому времени, когда муравьи встречаются, виновный уже мертв…
Спорить, кто большие садисты «по–жизни», на каком континенте — в Азии ли, в Латинской Америке, бесперспективно. Но знатоки ставят на азиатов. Корейцы сильно отличаются, это у них от кулинарного. Гурманы! Чем дольше животное убиваешь, тем вкуснее мясо считается. Иной способен собаку с переломанными костями целый день за собой таскать и водой поить, чтобы дольше протянула…
Многого стоят и китайцы с их многовековой культурой. Фантазии их имеют под собой целый пласт наработок. Вьетнамцы, снимающие, состругивающие мясо с кончиков пальцев, чтобы обнажить кости и постукивать по ним… В Амазонии встречаются умельцы, и в горах Камбоджи преуспели. Понятно, что не все чохом, умельцы, отдельные самородки «по–необходимости». Но только в Азии можно встретить людей с глубоким бездонным взглядом. Тогда взгляни на руки. Либо это тот, кому пальцы на руках стругали словно карандаши, маленькими кусочками, пока не очищали кость, и время кости приходило… Либо тот, кто строгал…
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
«В отличие от всех других преступлений, которые можно квалифицировать по степени тяжести, агрессия не поддаётся квалификации по тяжести. Любое посягательство на государственный суверенитет — попытка силой навязать на одно государство волю другого является агрессией. Любая агрессия является поводом для справедливой войны, потому что ни одно государство не должно мириться с попыткой навязать ему силой чужую волю.
Суверенное государство, если оно желает выжить и сохранить свой суверенитет должно сопротивляться агрессии. Любой агрессии, любой попытки других диктовать незаконной силой свою волю. Если государство не противостоит агрессии, оно теряет жизнеспособность…»
/Майкл Вольцер, «Справедливые и Несправедливые Войны»/
(конец вводных)
----
Семь лет до часа «Ч»
…Захар Захарович ехал в деревню, как говорил всем, убеждал сам себя: «поскучать», насладиться ничегонеделаньем. И действительно, наслаждался… часа с два, потом руки сами начинали: дергать крапиву на подворье, править просевшую дверь, развалившийся заборчики, неизвестно за какой надобностью поставленные вокруг деревьев…
Заборчики падал каждый год, и Захар Захарович всякий раз их восстанавливал. Так велел ему кум, когда умирал. Чудно, но, вроде как, получилось завещание от него. С этим условием и дом подписал на Захар Захаровича. Кум был со странностями — очень беспокоился о деревьях и особенно заборчиками вокруг них. Кто кулял заборчики, Захар Захарович так и не мог понять, но слово держал — восстанавливал, какое–то время греша на мальчишек, но откуда им здесь взяться? Те немногие, которые приезжали с дачниками в лето, имели собственные интересы. Да и заборчики падали по весне, как только сходил снег, и лопалась первая почка на дереве, словно какой–то шальной великан вдруг разом выдергивал вбитые колья и разметывал по двору дощечки. Позже вовсе перестал озадачиваться, принимая, как должное — как некую привычную обязанность.
Захар Захарович тоже был не без странностей — заядлейший грибник, готовый топтать лес в любое время.