Время своих войн 1-2

Сергей — Извилина молчит, остальные пожимают плечами, и только «Седьмой» говорит, как бы подтверждает:

— Подозревал кое–кого, даже прокачивал…

— Ну, и?

— Молчат, как рыбы.

— Это правильно. Значит, хорошо готовили.

Выпивают за «актеров от спецназа», понеже они, как все актеры (так говорит Извилина, припоминая на сей счет один из множества указов Петра Первого) — «лицедеи, душ собственных не имеющие» — потому предназначено им и на том свете скитаться, искать, да напяливать на себя души бесхозные — какая кому в пору. Ну, а поскольку таких, как известно, не бывает (тут и собственную притертую иной раз так защемит, будто застряла она в дверной щели и не знает — по какую сторону ей теперь — уйти или остаться?), то опрокидывают внутрь по полной рюмке.

— Пусть им души будут полные!

— Не они ли в начале семидесятых аэропорт в Сомали блокировали? Стоял там какой–то самолет с циркачами, которых до того никто в глаза не видел — вроде как заблудились контрактом. Между прочим, странно тогда получилось — наши друзья по соцлагерю прилетели — мы традиционно на них тогда жареное списывали — а дело уже сделано. Те, которые сделали, словно растворились, только какие–то артисты остались и спрашивают — будет представление или нет?

— Это они про представление к наградам спрашивали!

— То–то потом и растворились, — хохочет Замполит. — Как раз оттуда в иную реальность и переместились — свои наградные получать!

— Только не в Сомали это было, — говорит Извилина. — В Сомали вовсе иные «артисты» штатовцам хвост на смычок накрутили, потом, куда надо, вставили и поелозили.

— Смычком не обошлось, — возражает Седой.

— Да, там кажется, сводный оркестр народных инструментов партию отсимфонил.

— Приятно вспомнить, — смакует Седой.

Действительно, есть на свете приятные вещи. Например, то самое Сомали, откуда американские вояки драпали в жуткой панике. Ливан 1982, где одним взрывом уничтожили более 200 морских пехотинцев, а США в ужасе тут же высквозились из Бейрута, Ханой славного 1973…

Есть все–таки приятные моменты, как, например, то, что вьетнамские товарищи во время своей освободительной войны довели среднестатистическую жизнь американских сержантов в бою до рекордно низких величин. Каких–то 5 минут боя, и «мастер–сержант» уже не сержант, а… В общем, забирайте–ка теперь свое «г», оборачивайте его фольгу, а хоть бы и в флаг, провожайте и встречайте с оркестром, но сути это не изменит — удобрение!

Тут Петька — Казак возьми, да настроение и подпорти своим:

— Не может быть такого, что в другой реальности Квач заквасил этого рыжего лиса?

Сперва даже и не понимают — о чем он?

Казак поясняет:

— А что если тот «актерский спецназ» действительно задействован — но либо в нашем прошлом, либо вовсе не нашем? Если их в какое–нибудь средневековье заслали, либо в параллель? Если предназначено умными людьми где–нибудь нормальную альтернативу создавать в противовес здешним уродствам? И что нарочно их там позабыли, когда государство рушили? Ведь те, кому положено молчать — понятно молчат… Да мы с вами тоже о многом молчим — оно так и умрет с нами.

— И забыли?

Георгий смеется, но как–то невесело смеется, потом уходит «в себя».

А Леха серьезно говорит:

— Выбрось из головы — пайка в сумасшедшем доме вовсе никудышная. А если все это и правда, так с подобными знаниями долго не живут. Зачистят до шестой воды на киселе! Причем, поверх пройдутся обязательно армейской операцией с ковровой бомбежкой могил свидетелей. Тут как представляешь, что хоть тень в этом от реального имеется…

И Петька — человек легкий — привычно отбрасывает это непонятное, вернее, как многое другое, загоняет глубоко внутрь, присыпая всяким.

Но вот Феде — Молчуну, по лицу видно, мысль запала. Сильно запала. Даже хочет что–то спросить, но не спрашивает. Да и Миша — Беспредел становится грустным и задумчивым не в меру — темнеет лицом. Должно быть, вспоминает из того, что поправить никак нельзя, про то ли, как в Пакистане, в угоду «политического момента», запретили уже разработанную операцию сводных подразделений ГРУ по освобождению пленных. А потом узнали, что было восстание в том самом лагере — на том «объекте», и что погибли все…

Или, но уже в другое время, вдруг, получили «дурной приказ» не оставлять в живых тех, кто выходит со стороны объекта номер «шесть»…

Или…

И Федя думает об альтернативе — что может существовать такое место и время, что где–то какая–то операция не была отменена, либо они сами решились ее провести без согласования, или…

Или?

Жизнь состоит из упущенных возможностей. Но кое–что можно успеть, если ходишь вольно…