Время своих войн 1-2

«Это не пустое бахвальство, — отметил Ольмерт. — Советский режим не смог устоять перед мужественными евреями, борющимися за свое основное право — жить в стране своих предков». Далее израильский премьер объяснил, что именно борьба евреев против СССР и стала «главным элементом развала советского режима».

«Операция по открытию запертых ворот СССР доказала, что ничто не может устоять перед мощью нашего единства… Все, что нам нужно сделать сейчас, — это направить громадную силу, заложенную в этом народе, в будущее — для достижения важных и не менее достойных, чем свободная репатриация в Израиль, целей и бороться за них так же непримиримо».

«Деятельность борцов за выезд в Израиль в Советском Союзе и их героическое противостояние попыткам властей заставить их замолчать вызвали широкий резонанс в еврейских общинах по всему миру… Многочисленные демонстрации, прошедшие в разных странах, а также протесты, заявленные многими правительствами на Западе, оказали давление на советский режим и принудили его облегчить процесс получения разрешений на выезд. Это облегчение доказало активистам–правозащитникам и другим противникам режима в Советском Союзе, что даже если невозможно победить систему на этом этапе, можно ее расшатать и приблизить ее конец. Таким образом, борьба за выезд в Израиль стала главным элементом развала советского режима…»

(конец вводных)

----

— Мало кто знает и даже не обращали внимания, — пытается сменить тему Сергей — Извилина, — но Змея Горыныча в былинах и сказаниях знавали также и по отчеству. И сие факт!

— Какому–такому? Кто папа у него?

— Трипетухович!

— Врешь!?

— Ни грамма.

— То есть, трижды петух? — в изумлении круглит глаза Петька — Казак. — И как можно? На какой зоне так козлят?

Седой трясется, рассыпается мелким смехом.

— И черта можно посадить на кол суждений, которые его озадачат. Бесенята рассуждать не могут, а чертова жижа… Да кто разговаривает с жижей?

— Впереддозрящие!

— Кто?

— Есть такая правительственная молодежная партия с сомнительным по звучанию названием: «Впереддозрящие».

— И кто там?

— Ивашинашевичи. Короче — проститутки двух полов и одной мысли.

— Впереддозрение — дело неблагодарное, — соглашается Казак.

— Если все–таки на Кащея, то как его убить?

— Кажется, яйцо надо разбить, — говорит Миша.

— Да так любого убить можно! — отмахивается Казак. — У меня спроси! Как–то трех одноголовых перекрестил в однояйцевых.

— Это где?

— Лихая деревня попалась.

- Наша?

— Нет. Под пальмами. Впрочем, уверяю, категорически не горынычи, хотя и кащеи. Но это исключительно внешним видом.

— Наши богатыри на Хазарский курятник ходили по их горынычей. Потом, много позднее, те былины переписали — вымарали хазар и вписали татар.

— Охренеть не встать! Хазарская цензура сработала?

— Без комментариев.

— А что, Горыныч и Кащей — не одно и то же? — интересуется Миша.

— Без разницы. Массон массона не обидит!

Лешка, пока Седой выходит за двери нарвать с грядок зелени, не замечая, что соскакивает на мысль Гоблина (чьим поклонником переводов дури на смысл является), лепит чьей–то очередной, засидевшейся в экране телевизоре «заднице лица», емкую и точную характеристику.

— Это голимое, подлое, хитрожопое, скользкое, бздливое, геморроидальное, вкорень охеревшее говно!

— Эмоционально! — отмечает сказанное Извилина. — Но можно было бы уложить и в одно словцо.

— Какое? — Лешка не избегает черпнуть новейших определений существа предмета.

— Либералист!

— Фи! Не за столом!

— В вукоебину их всех! — адресует по–сербски Казак. — Там и порешить!

…Не проси у серба ни спичек, ни курицы — это слова матерные. Сербы знатные матерщинники. Трудно средь врагов без мата. «Не глуми ты мне голову!» — говорит серб, и не один русский, а может даже и не одна тысяча мужиков в пределах все еще необъятной России в тот самый миг, словно эхо, отвечает на всякую хрень этими же самыми словами.

— Сволочь этакая, не глумите голову!

«Глумиц» — актер по–сербски. «Глумиться» — играть. То есть лгать, зная, что лжешь. Нет больших лжецов, чем актеры. И суть всей политики — актерское лицедейство. Не под всяким куполом храм божий. Церковь (когда еще отвечала задачам воспитания человеческих стад) не приравняла политиков к актерам запретом хоронить их в пределах кладбищ (понеже ни те, ни другие душ собственных не имеют, а берут в займы на время лицедейства) по причине, что сама являлась политическим инструментом. Отличалась тем еще лицедейством и вольно ей было глумиться во власти и со всякой властью, кроме советской.

Комиссары сменили протоиреев, политработники — попов. 1937 год и над ними поглумился славно, словно все причины в одну горсть собрал, сжал — растеклись красненьким промеж пальцев. Но светлому будущему на небесах уже противопоставлялось светлое будущее на земле.

Прошло время — новый переворот, и будущее враз подменили псевдожизнью, теле–кино–грезами. Комиссаров и политработников сменили комментаторы, «публичные историки», ведущие игрищ, теледебатов и множества передач одной переходящей сути: «Признайся в извращении, дабы найти сторонников!»