Время своих войн 1-2

Петька — Казак и Лешка — Замполит смотрят в дверную щель.

— Три машины!

— Бля! — роняет Замполит растерянно и оборачивается, — Их там, по меньшей мере, десять рыл, шесть сюда намыливаются, плюс две бабы с ними, а ты, Воевода, нас двоих отправляешь. Я же только недавно зубы себе вставил!

— Всех на себя не берите, парочку спугните на «Пятого», он к этому времени у машин приберется, — советует «Первый».

— За баб ручаюсь — пугну. Но шесть… — качает головой Замполит. — Это же не городские — другая кость.

Берет ведро и выходит. И Петька — Казак следом — в черных семейных трусах, брезентовой выгоревшей ветровке без капюшона и грязных земляных перчатках, в которых Седой имеет обыкновение выколачивает дерна, расширяя участок под новые гряды.

— Бодливой корове бог рога не дает? — интересуется Извилина у «Первого». — Казак нож взял — не увлекся бы…

— «Шестой» тоже пошел не пустой. «Стечкин» в ведре под тряпками, — подтверждает Командир, — И что? Приказ знают…

…От реки на взгорье и за ним видны дома, верхушки их, старые рубленые, похожие на торчащие в сочной зелени грибы. Деревня утопает в траве. Иной бы увидел в этом красоту, другой запустение. Высохнет трава на корню, и по сухой осени, либо весне гореть ей от неосторожного окурка или злой прихоти, гореть тогда и домам — тем заброшенным, заколоченным, пустотелым и едва живым со своими старухами, которым «не в мочь»…

От дороги к реке, к бане спуск едва заметный, пологий. Но идти надо огородом, сперва мимо огромной липы и парника, потом между двух шматин высаженной картошки, которая только недавно дала росты, но уже была окучена, и теперь огрызки зелени пальцами торчали из длинных рыхлых борозд.

— Ишь, вышагивают… Нет, без драки не отступят, по рожам видно — развлекаться идут. Еще и бабы эти… Перед ними пофорсить хотят! — расстраивается Лешка — Замполит за неумных людей, идя лениво, нехотя.

— Не бзди, Макар, я сам боюсь!

Петька — Казак переступает часто, нетерпеливо, будто радуясь прекрасному дню, солнышку, зелени и предстоящей работе, едва не роя землю ногами, словно застоявшийся молодой конь, и тут же принимается упрашивать Седого.

— Седой, только ты не встревай, играй стороннего, будто мы тебе едва ли не чужие.

— Да! — соглашается Замполит: — Уговаривай нас и их полюбовно разойтись. А начнут за спину заходить — клюкой их по кумполу!

— Смороду не поломайте! — роняет Седой. — Элитная!

Седой выращивает черную смороду ягодинами размером с большой ноготь, по вкусу напоминающими виноград. Есть о чем беспокоиться. В земле поковыряться любит. В огородничестве развлекает себя тем, что проверяет как соседится клубень картофеля с другими съедобным или полезными: лопуха, чертополоха, иван–чая и прочими. Осенью, видя результаты, становится не в меру задумчив, рассеян, что–то лихорадочно записывает в своих тетрадях…

Все трое разом останавливаются у гряд — самое удобное месте; где тропинка, уже не стесненная картофельными бороздами, вытекает на широкое и можно разойтись даже вчетвером. Петька — Казак роняет нож в траву, а Лешка — Замполит аккуратно ставит ведро позади себя, и легонько отпихивает, опрокидывает ногой.

Встречные берегут туфли, спускаются гуськом, один за одним, мимо огромной величественной липы и неказистого парника, и ниже, к распаханному, по тропинке набитой между двух порядочных шматин картошки…

Лешка — Замполит, пистолетчик, если уж не божьей милостью, то собственной настырностью точно, этот идеальный для стрелка момент видит по–своему, как мечту всякого пистолетчика — мастера скоротечных огневых контактов; свою вытянутую вперед руку и движение, наплыв… «видит», как складываются и падают перед ним, а он, разворотом перезаряжает обойму и добивает контрольками в голову тех, кто шевелится. Почувствовал это так явственно, так зримо, словно состоялось только что. Даже крякнул.

— Эх!

И Петька — Казак видит свое, собственную картинку; как проходит с ножом всех этих неумелых людей, но в отличие от Замполита, ему уже не надо оборачиваться кого–то добивать — это пуля–дура, а граната — идиотка, но нож, практически любой нож, умен в его руках. И стал думать, какие ножи могут быть у этих людей…

Казак действительно прошел бы всю цепочку с ножом за несколько секунд, и первые только падали ли бы навзничь или опускались на колени, когда в последнего уже входил метал, отыскивая сердце. А Леха мог бы отстрелять это «детское упражнение» — линейку, и ничего не изменило даже если бы у всех, кто подходил, пальцы были уже на курках… Но сейчас оба стояли и чувствовали себя, словно голые, спешили определить «главного», которого в идеале надо было «сделать» первым. Ведь каждая группа, даже самая дешевая — это подразделение со своим уставом и собственным центром. Наперво надо бить центр.

— Стоп, паря, — выговаривает Петька — Казак тому, кто идет первым: — Дальше — карантин!