Время своих войн 1-2

— Ты, если и еврей, то еврей правильный — русский еврей — тебе за Россию больно, и воюешь ты не ради того, чтобы мошну свою набить, — говорит Замполит.

И, словно на всякий случай, вглядывается пристально. Петька под его взглядом задирает подбородок — поворачиваться так и этак.

— Какой ты еврей! — отмахивается словно от надоедливой мухи Леха. — Евреев на Руси не по носам меряют, а по поступкам. Поступки твои не жидовские, а даже наоборот — значит, русский ты! И не мельтеши!

— Действительно, — принимается урезонивать Седой. — По–русски более или менее изъясняешься? За Державу обидно? Русский! Зачем в евреи хочешь записаться?

— Они — умные!

— Они — хитрые! — взрывается Лешка. — Извилину спроси! Ум и хитрость две разные категории. Вернее, хитрость — это категория, а ум… Или наоборот? Не помню. Извилина проясни вопрос!

— Не могу, — честно говорит Сергей — Извилина, — вы что пьяные — на Москву сорветесь. Догоняй потом, урезонивай…

— Действительно, — говорит Георгий, — о евреях не натощак. Завязывайте! Язва будет. Стол хороший, зачем к столу то, что не переваривается?

Сергей — Извилина думает свое. Обычные несвоевременные мысли. Что должно быть, когда раздавались последние роли, такое понятие как «русский» уже находилось в склонении, причем так давно, что стало прилагательным и не ответом на вопрос — «кто?», не национальностью, а ответом на вопрос — «какой?» — дающим характеристику «предмета». Все нации «существительные», но русский к ним — «прилагательное». Историческое «жид», существующее и знакомое множеству племен, со временем получившее определенную окраску–характеристику, уже в современном теперешнем мире, по настойчивому требованию самих носителей, пришлось менять на более благозвучное покуда еще незапятнанное — «еврей». «Русский» же, стараниями новейших администраторов, на неблагозвучное обезличенное — «россияне». Словно новый лист бумаги, на котором можно нарисовать любые каракули. «Россияне»! Слово–то какое мерзкое, словно памятник Ельцину. Какие мы? — Русские! По–прежнему русские… В какой бы стране мира не были, как бы не разрывали, но тут… — русский казах, русский осетин, русский грузин, русский узбек, русский татарин и сотни–сотни людей от всяких народностей, кровь от плоти впитавших в себя идею «русскости», которая, в общем–то идеей не считалась, кроме того, что все должны жить в мире и согласии, а справедливость должна отмеряться всем вровень… Менялись теории, среди которых была и такая, что русским вроде как самой судьбой предназначено служить «совестью народов». Роль не самая лучшая и уж точно неблагодарная. Запад осуществляет походы на совесть, Восток не желает ее признавать… Совесть предназначено держать впроголодь, на задворках, лучше живется, когда ее вовсе нет. Походы на собственную совесть регулярны, стремление загнать ее в угол постоянно — забить в самые потемки, закрепостить ее, связать налогом — откупными… С такой ролью долго не живут, надрываются на ней — актер, постоянно играющий одну роль, настолько вживается в нее, что не видит вне ее собственного существования. Новыми сценаристами совесть предназначена принесению в жертву, ее по всем правилам разворачивают головой на восток, вяжут условиями, укладывают, чтобы пустить кровь из горла… С перерезанным горлом уже не орут ни «Ура!», ни «Ратуй!», при которых пробитое тело рефлекторно бросается в атаку, попутно обрывая присосавшихся к ранам паразитов… «Мы — русские! — какой восторг!» Давно ли так было? У евреев собственная роль. Была ли она некогда навязана сценарием под названием «Талмуд», но роль эта тоже незавидна. Евреям только кажется, что весь мир завидует им, но мало ли земля видела самообманов? Мир смертельно устал от еврейства, хотя и не в состоянии его с себя стряхнуть… Человеку следует время от времени задаваться таким вопросом — хочет ли он прожить жизнь заново? По иному? Всякой нации следует задаваться тем же самым вопросом, поскольку это вопрос всех вопросов — достойно ли она прожила жизнь свою?..

— По трезвому опять спросим про Петькин нос! — не удерживается Леха.

Петька — Казак на подначку не клюет и снова принимается хвалить рыбалку в Австрии: что речки там, в горах, такие же прозрачные и даже похолоднее, а форель можно поймать в любой проточной луже.

— А еще можно ловить в городе. Там есть такие маленькие городки, почти через каждый речушка протекает. Я там средь бела дня в центре города «по Чехову» ловил — на пиво!

Тут озадачивается даже привычный ко всякому Извилина.

— Классиков читать надо! — назидательно говорит Петька — Казак. — Там прямые указания. Первым делом ищем — где свинтить гайку? Можно чисто по классике, прямо с рельсов, но где их там найдешь! — это не у нас дома — рельсы в Европах, между прочим, редкость, потому лично я рекомендую парковые скамейки. Но тут, сами понимаете, придется свинчивать не меньше, чем пару — калибр не тот. Лесочку наматываем на баночку — пивную разумеется, крючок — на него кусочек сыра — самое то!

— На сыр бы и я клюнул! — говорит Миша — Беспредел причмокивая.