Время своих войн-1 (СИ)

   - Да, - сказал Сеня.

   - А мне вот не пришлось, - сказал инвалид. - Меня раньше убили... Но, считай, ты за меня рассчитался.

   - За вас он полицая убил, а немца - за нас! - встряла Катька и опять получила тумака, но несильного...

   Сеня не один, у которого в Отечественную погибли все до единого; и те, кто ушел на фронт, и те, кто остались. Повыбило родню ближнюю и дальнюю. Всех повыбило. Мужчин, женщин, погодков и тех, кто младше... А на фронт, кто смог, так все разом и ушли, что по отцовской, то и по материнской - деды, их братья - дядья, включая двоюродных, их сыновья-неженатики...

   Неизвестно, кто и как потом писал статистику по "южным псковским", но тех, кто носили родовое звание "вязовские кровушки", включающие в себя длинную цепочку деревень и выселок вдоль реки Великой, ее верховьях, разом набили два эшелона. Так родней тогда и брали, чтобы бок о бок воевали и пристыдили, если кто сплоховал. Погибли в первый же год войны - где? - неизвестно. Не было еще таких войн, чтобы убивало всех. Стали! Гитлеры пришли... Кто-то говорил, "вязовские кровушки" на псковском рубеже постановили больше не отступать, не приказ такой получили, а сами решили - миром своим. Может быть и так. Война слизнула. Оставшихся добрала оккупация, а последние крохи хрущевские дела. И деревни - вся гирлянда их, многоголосая, затейливая - исчезли бесследно, редко где оставив молчать за себя угловые камни...

   - А правда, что отец с водяным дружил? - спросила Катя.

   - Правда! - сказал Сеня.

   ...В глухую осень сорок первого пришел Михей. Сеня чувствовал как кто-то по звериному смотрит из-за реки. Вечером специально вышел на кладки с удочкой, стал ждать. Человек переплыл, вцепился в кладки, вылазить не стал. Голый, тощий, должно быть, одежду развесил на том берегу - осмотрительно.

   Сеня с трудом признал Михея, который был им каким-то боком родня, если считать по дальним и сводным.

   - Ползи к бане, - стараясь не смотреть в его сторону, сказал Сеня. - Там наши, укроют под полом.

   - Кто?

   - Мы, бабка Стефанида, Макаровна со своими...

   - Дети с ней?

   - Все шесть.

   - Не пойду, - сказал Михей. - Про своего станет спрашивать, а он погиб, голосить начнет.

   С Енисеем разговаривал как со взрослым, словно он последний или самый старший остался. Стуча зубами успел рассказать про пересыльный лагерь - там всяких много, но "вязовских кровушек" было только пятеро.

   - Мы вчетвером ушли, отец твой, Иван Алексеевич Михайлов, велел кланяться, он не сдюжил, рана у него нехорошая.

   - Оставили значит? - глухо спросил Сеня.

   - Он так велел. Антонов огонь пошел от бедра.

   - Остальные где?

   - У Абрацево стреляли по нам, Егориных, Кирю и Павла, сразу насмерть. А дядьку твоего, Алексея Алексеевича, закопал у Новой Ранды, дальше не сдюжил нести.

   - Где?

   - Там видно. Свежий холмик и ветка воткнута еловая.

   - Цела мельница? - зачем-то спросил Сеня, про водяную мельницу на которой когда-то - уже кажется что так давно - работал его отец.

   - Нет, порушена, но восстановить можно, - сказал Михей и неловко добавил: - Дядьку твоего перезахоронить бы, я глубоко не смог. Волки раскопают...

   - Мне туда не попасть, у нас за уход расстреливают, партизан боятся.

   - А что, есть партизаны?

   - Наши повывелись, а с Белоруссии заходят. Ты куда теперь?

   - Сперва домой.

   - Не ходи, там теперь плохие немцы, не по-немецки разговаривают. Дядьку Серафима убили.

   - Он же старый совсем!

   - Шапку не снял. Гвоздями приколотили. Так велели и похоронить - в шапке и с гвоздями... Автомат дать?

   - Откуда у тебя автомат?

   - Нашел! - соврал Сеня.

   Пришла сестра, Михей поднырнул под кладки.

   - Иди домой! - строго сказал Сеня.

   - Меня Васька обижает!

   - Иди! Скажи, сейчас приду - щелбанов ему надаю.

   - И Витька!

   - Ему тоже.

   - Ты с кем-то разговаривал.

   - С водяным! - сказал Сеня. - Иди, не мешай, мы не договорили еще.

   - Я посмотреть хочу!

   - Только не ори! - предупредил Сеня. - А то получишь от меня.

   - Он добрый?

   - Добрый.

   - За нас?

   - Да, за нас.

   - Тогда не буду! - пообещала Катя.

   - Сейчас выплывет... Не спугни. Хорошо?

   - Хорошо.

   - И не смотри на него, немцы могут заметить. На поплавок смотри...

   Плеснуло.

   - На дядю Михея похож, - сказала Катя.

   - Молчи! - предупредил Сеня. - Дай мне с ним договорить.

   - Молчу, - сказала Катя.

   - Моих когда видел? - спросил Михей.

   - Давно. Ваши, слышал, работали на Древяной Лучке, потом их куда-то дальше угнали.

   - Так значит, - постарев лицом сказал Михей.

   - У меня автомат есть, - напомнил Сеня. - И футляр с обоймами. Могу дать.

   - Нет, - сказал Михей. - Прибереги. Мне с винтовкой сподручней. Я за такую же расписывался, должен отчитаться. Хлеб есть?

   - Сейчас пройдусь - соберем.

   - Крючков бы еще и леску.

   - Лески нет, я конским волосом. Сейчас от своей намотаю.

   Взял щепку, смотал, потом, не возясь, обломил кончик удилища, уронил на кладки.

   - Сидор принесу как темно станет, положу в тот куст к воде... Плыви обратно - замерз уже совсем.

   - Подожди, - остановил Михей. - Отец ваш, Иван Алексеевич Михайлов, велел кланяться и простить, что так получилось. Еще сказал, что в доме, возле дырника, меж бревен червонец заткнут. Велел взять.