Время своих войн-1 (СИ)

   Церковно-приходская школа насчитывала пять классов, но ее редко, кто заканчивал. Голодные взрослеют рано, а взрослым не до баловства. "Бог ущербен, раз Его мир полон изъянов", - раздалось однажды на Законе Божьем. Урок вел сутулый дьячок с постным, как просфора, лицом. Дьячок проглотил язык. Семинарию он заканчивал при царе горохе и с тех пор мирно дремал под благостный звон деревенского колокола. "Однако Господь ждет, что Ему откроют глаза, - продолжал Кончей с задней парты. - Надо принести Ему благую весть..."

   "Спасти мир, значит спасти Бога, спасти Бога, значит стать Им..."

   Дьячок развел руками, но быстро овладел собой. Хитро сощурившись, он привлек в судьи класс. "Ну, брат, развел ты сортирологию..." - тряс он бородкой, утопив в хохоте эти сотериологические прозрения.

   А дома Филимону задрали штаны. "Ишь, чего втемяшилось, - краснея от натуги, порол его отчим, сглатывая слюну, - я из тебя дурь то повыбью..."

   Внимательнее оказался учитель арифметики.

   "Получается, Бог у тебя вроде заколдованной принцессы, - выслушав Филимонову метафизику, заключил он. - Каждого после смерти нетерпеливо спрашивает: "Ну что, принес разгадку?" А Ему в ответ земные сплетни, да все про науку... - Учитель мотал головой и, вздыхая у доски, механически вытирал рукавом мел. - Как же Ему должна быть мучительна вся наша бесполезная возня..."

   И обернувшись, ласково теребил ухо: "Ай, да Филимон, далеко пойдешь..."

   И Кончей, действительно, пошел далеко. В Сибирь. Как и все, он по команде справлял нужду, скорчившись на холоде, и не мог понять, как оказался на каторге, - рассуждая о тайнах мира, не подозревал о доносе добродушного дьячка. "Язык до Киева доведет, - приговаривал он, считая этапные версты, - а длинный язык - до Сибири..." Однако он и тут не прекратил свои странные речи. "Ну что, Кощей, - скалились на стоянках арестанты, - когда всем кончина?" И Филимон принимал их издевательства за чистую монету, и опять начинал с жаром доказывать, что темному, безликому Первоначалу, правящему миром, надо стать Богом, чтобы не допустить больше такого нелепого бытия, как в нашей испорченной Вселенной. Первоначало - это несчастный слепец, учил Филимон, калечный гигант, от которого, как птенец, вылущился этот убогий мир. Его здание постоянно перестраивают, как после пожара, но по одному и тому же плану. Его внутренняя сущность неизменна: от Пилата до аэроплана, добро, как соль в море, растворено во зле. Вездесущное и суетное, зло - это плата за бытие, чтобы победить зло, надо уничтожить Первоначало, очистить лик Творцу. С этой единственной целью создан мир: когда из его хаоса выйдет Бог - мир исчезнет.

   "Первый, кто доберется до не проявленной сущности, - пророчествовал Филимон, раскинув, как пугало, руки с лохмотьями на костях, - первый, кто прольет свет, проявив фотографию, тот станет Богом-Отцом..."

   Выдержав паузу, он задирал кверху палец: "Творение создаст Творца..."

   Кандальники уже спали. Только кто-нибудь спросонья ворочал языком: "Эх, Кончей, плеснул бы лучше щей..."

   Вечность - миг. Когда окончились годы заключения, подоспела война. Еще вчера тюремный священник причмокивал про любовь к ближнему, а сегодня, ломая, как игрушки, заповеди, из каждого угла шипели: "Убий!" Злая воля стреляла, калечила, скармливала окопным вшам. Филимон был крепким, жилистым, его забрили в солдаты, но, как неблагонадежного, определили денщиком к молоденькому прапорщику. Вечерами, растапливая на биваке самовар, Филимон и с ним делился своими откровениями. ""Возлюби Господа всем сердцем твоим..." - пыхтел он, нагоняя жар сапогом. - А что это значит? Зачем Ему любовь? Не любви жаждет Бог, а помощи - сострадай Ему, как самому себе..." "Полагаешь, любовь без дел мертва? - рассеянно переспрашивал прапорщик, играя шашкой. - Уж больно мудро..." Он требовал доказательств - Кончей призывал его верить. "Чем тебе, лучше батюшкам, - раздраженно морщился офицер. - Разницы нет..."

   А через месяц его убили.

   "Лучше от пули-дуры, чем от большого ума", - напутствовал его денщик, опуская в походную могилу с наспех сколоченным крестом.