Время своих войн 3-4

«Я чую близость времен, когда христиане опять будут собираться в катакомбах, потому что вера будет гонима, — быть может, менее резким способом, чем в нероновские дни, но более тонким и жестоким: ложью, насмешками, подделками, да мало ли еще чем! Разве ты не видишь, что надвигается? Я вижу, давно вижу!» (Соловьев Владимир Сергеевич, июнь 1900 года)

Но в 1900 году большинство газет и практически все книжные издательства были уже в тех руках, которых они находятся сейчас, и пытливый ум, высмотрев тенденцию движения куда направляется общество — на воспитание ненависти и желания худшего для отчизны — мог уже и угадать. Но лишь в том случае, если был предполагал, что заслона этому не будет, лишь тогда осмелился бы на самые ужасные предположения. Каждому хочется верить, что существует «заслонный полк». Но власть не справлялась, а на лучших ее представителей была устроена самая настоящая охота.

Начавшие убивать когда «нельзя», ни за что не остановятся, когда «можно»…

Офицерство и духовенство не осознавали, что речь идет о его полном уничтожении, думало, что все это издержки времени, и каким бы не сложился государственный строй, а защитники ему — профессиональные военные и профессиональные духовники будут нужны всегда, как необходимы крестьяне, на которых все держится..

Россия 1917 года — это едва ли не 98 процентов крестьянского населения. Но в ЧК (Чрезвычайных Комиссиях, организованных для уничтожения «социально чуждых и прочей контрреволюции») не было крестьян — душегубство противно сердцу пахаря — и оно, крестьянство, в глазах кагала, казалось виновным уже этим — «социально чуждым» вне сомнений — требующим полного переустройства собственных обычаев и уклада жизни.

Социальная болезнь не может отторгнуть весь организм, но может его «перенастроить»…

Всего горя не перелопатишь. Русская история последнего своего столетия, где не копни — там кости человеческие, а виновные из своих домашних ухоженных могил не вытряхнуты, пеплом по свету не рассеяны, и живые виновные новейшего времени — их потомки и последователи — не бедствуют.

Все имеет свой смысл. Беда всегда имеет много смыслов, и это беда… когда смыслов много. И вовсе не значит, что побеждает истинный смысл, как и находится истинный виновник…

Георгий не из той породы людей, кто будет жевать платок на кладбище. Но узелок для памяти завяжет и проследит, чтобы не слишком надолго, чтобы обязательно пришел случай развязать. Не должно быть слишком много узелков для памяти — мельчают. Умеет «щупать пространство», в том числе и информационное. Хотя в этом ему далеко до Сергея — Извилины, но тот на его командирскую должность не претендует, приказы оспаривать не пытается, и Георгий привык считать его при себе чем–то вроде начштаба. Георгий идет по жизни просто, когда информационное поле чем–то не устраивает, особо не озадачивается — подставляет свое, по характеру, сводя с ним собственный смысл жизни, отметая остальное, и как многие, заразился устойчивой привычкой всему, всякому движению, искать причины: худому — скрытые, хорошему — природные. Состояние души естественное для территории России, где движение мысли и дел происходит нерационально, но к одному и тому же приходят с разных сторон, а выполнение поставленной задачи происходит диаметрально разными по полюсам усилиями… Понять, как и почему такое происходит — задача из задач. Однако неблагодарная, потому как бесполезная. И совершенно невозможная для иностранца. Это Русское Поле.

Командиру трудно быть довольным — должность не позволяет. Георгий умудряется. Умеет, потому как, приучил себя довольствоваться малым, поскольку считает, что живет не для себя лично — должность такая. Взять хоть вот это… Кто он сам? Как ни крути (по малому ли, большому счету) — командир даже не взвода — отделения разведки. Лейтенантская должность. Покажется ли странным, но Георгий никогда не мечтал о большем. Почему? От понимания ли, что в таком случае попал бы под перекрестие тех, кто сверху, и тех, кто ниже?

Войны оканчиваются не в воздухе и не на море, а на земле, и точку ставят стрелковые подразделения с личным оружием. Георгию хочется, чтобы, когда будут расставляться точки, либо многоточия — если так придется, его палец не тыкал в широкомасштабную карту, а нажимал на курок…

В этом подразделении, кого не возьми… Тут один Извилина тянет никак не меньше чем на генерала. Много генералов у других командиров в подчинении? Опять же, где найдешь такое подразделение, в котором с задачами не мелочатся? И время от времени решают их практически, а не только на макетах, как в академиях. Тут всяк станет академиком. Петьку Казака возьми — разве не академик? Найдется хоть в каком подразделении еще один такой, чтобы имел столько практического опыта войн последних лет?

Иное время — иное бремя.