Время таяния снегов

Тетя Рытлина, прощаясь с улакцами, плакала, дядя Кмоль был суров и сдержан. Пекарю, его жене и Пете тоже было грустно расставаться со стойбищем, с его жителями, с которыми они подружились.

– Как только приедешь на место, обязательно напиши письмо,– напутствовал Петю Ринтын.– Не забудь.

– Напишу,– отвечал Петя.– Если удастся уговорить отца, обратно приеду.

Петя сначала было наотрез отказался уезжать из Улака и заявил родителям, что останется. Но слезы матери сломили его упорство, и он, понуря голову, роздал улакским ребятам свое имущество: гильзы для дробового ружья, пращи, несколько эплыкытэтов, прочные санки, сделанные старым Рычыпом.

– Как же ты будешь жить без утиной охоты? – с жалостью в голосе говорил пекарю Рычып.– Скучно станет, приезжай обратно.

– Верно говорит старик,– сказал Кукы.– Если тебе там не понравится, возвращайся в Улак, мы всегда тебе будем рады.

– Спасибо, друзья,– растроганно отвечал пекарь.– Я никогда не забуду вас.

Он обошел всех и поцеловался с каждым.

Дядя Кмоль подошел к Ринтыну и обнял его.

– Будь настоящим человеком,– сурово сказал он.– Ты остаешься один.

– Кмоль,– остановил его Кукы,– Ринтын будет вместе с нами. Улакцы никогда никого не оставляли в беде, в нашем стойбище никогда не было и не будет сирот. Можешь быть спокойным за него, Кмоль.

Вельбот отошел от берега и направился к “Водопьянову”. Громко зарыдала тетя Рытлина. Женщины, стоявшие в толпе провожающих, тоже заплакали.

Вельбот обогнул пароход, высадил пассажиров и вернулся на берег.

“Водопьянов” выбрал якорь и, басовито загудев, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стал удаляться в сторону Ирвытгыра. Скоро он скрылся за мысом Ченлюквин, и лишь когда в небе растаял дымок от пароходной трубы, Ринтын покинул берег моря.

Книга вторая

1

Прошел почти год с тех пор, как уехали в Кытрын дядя Кмоль, а в бухту Гуврэль – Павел Николаевич, тетя Дуся, Петька и Анатолий Федорович с Леной. Вновь наступило в Улаке время таяния снегов. Лучи жаркого солнца все дальше на север отгоняли зиму. Солнцу помогали первые стаи птиц, будившие криком безмолвие зимы. Воздух был прозрачен и необыкновенно чист – он стал способным далеко разносить звуки…

Прошедшую зиму Ринтын прожил в новом улакском интернате, в небольшой комнате, рассчитанной на троих. В эту весну Ринтын ни разу не был на утиной охоте и все весенние длинные дни просиживал над учебниками, готовясь к экзаменам.

За окном стучали большие капли, падающие с длинных блестящих сосулек, но Ринтын, увлеченный учебником алгебры, сидел с заткнутыми ушами и ничего не слышал. Под окном бродили собаки, невольно притягивавшие взор Ринтына. Собаки с удивлением разглядывали человека со склоненной головой, сидящего за стеклами. Старый пес, принадлежащий охотнику Ыттырультыну и давно не ходивший в упряжке, особенно досаждал Ринтыну. Пес терся о стекло кончиком носа, оставляя на нем влажный след. Выведенный из терпения нахальством собаки, Ринтын со свирепым криком выбегал на улицу и кидал в пса куски отвалившихся сосулек. Но едва он входил в комнату и усаживался за стол, как за стеклом снова возникала морда старой собаки.

Вот и теперь, как только Ринтын вошел в комнату и, взявшись за учебник, углубился в сложные математические вычисления, кто-то постучал по стеклу. Ринтын сердито передернул плечами, но не поднял головы.

Стук настойчиво повторился, и когда Ринтын с досадой поднял голову, то вместо ожидаемой собачьей морды увидел охотника Кукы. Он знаками просил юношу выйти на улицу.

После отъезда дяди Кмоля Кукы добровольно взял на себя все заботы о Ринтыне. Пожилой охотник интересовался жизнью юноши в интернате и с глубокомысленным видом даже заглядывал в его тетради.

Ринтын вышел на улицу, залитую ослепительным весенним светом. Кукы накинулся на него с напускной строгостью:

– Ты, должно быть, совсем оглох от усердного учения! Я стучу, стучу, а ты даже головы не поднимешь! Идем скорее со мной.

Не ожидая согласия Ринтына, Кукы широко зашагал по улице. Юноша едва поспевал за ним. Поравнявшись с охотником, он спросил:

– Куда ты меня ведешь, Кукы?

– Молчи и иди за мной,– сердито сказал Кукы и прибавил шагу.

Ринтын терялся в догадках: зачем понадобилось Кукы вытаскивать его из интерната?

– Мы идем на заседание правления артели,– полуобернувшись, наконец, сообщил Кукы.– Там разбирается вопрос.

– Какой вопрос? – с тревогой спросил Ринтын.

– Тот самый, который я поставил,– коротко отрезал Кукы и до самого правления не произнес больше ни слова.

В большой комнате было тесно и накурено. Сидели кто где мог: на стульях, столах и на полу. Многие стояли.

– Вот я его привел! – громко объявил Кукы и, подталкивая впереди себя растерявшегося юношу, двинулся к столу, за которым сидел председатель Татро.

Все зашумели и обернулись к Ринтыну, как будто видели его впервые

Татро вынул изо рта табачную жвачку, осторожно положил ее на край стола. В комнате стало тише.