Читаем Время таяния снегов полностью

– А я-то думаю, кто это там такие, не говорящие по-русски,– улыбнулся Отке.

Улыбка ободрила Кайона, и он признался:

– Я как увидел ее лицо, сразу понял: так просто она нас к вам ни за что не пропустит.

Отке расспрашивал ребят об учебе, откуда они родом. Ринтыну он сказал:

– А мы с тобой земляки, и всех твоих родных я знаю. Давно я не был в Улаке. Твоего дядю Кмоля хорошо знаю. Дельный человек – настоящий коммунист, отличный руководитель. Предлагали ему в отпуск съездить в Крым, а он отказывается, хочет провести отпуск в родном Улаке. Договорились летом вместе поехать в Улак. Родные места лучше всякого Крыма! Вот где мы отдохнем и поохотимся.

Добрых полчаса Ринтын рассказывал об улакских новостях. Кайон даже стал неодобрительно поглядывать на него: не за тем пришли.

Наконец Отке сам спросил:

– Наверное, все-таки за каким-то делом пришли?

Кайон изложил просьбу.

Отке задумался и ответил:

– Вот какое дело, ребята. Мы с вами все-таки с холодом и морозом давно сдружились, хотя тоже любим тепло. Нам легче переносить стужу, чем русским. Мы должны заботиться о них на нашей родной земле: это долг дружбы.

– Мы это понимаем,– закивал головой Кайон,– и не о себе думаем. Вместе с нами учатся и русские ребята. Один наш друг – Саши Гольцев – пережил ленинградскую блокаду, и теперь его истощенный организм не выдержал, он заболел. Болеют и другие русские юноши и девушки. Нам больно смотреть на них. К тому же и учителя у нас все русские…

Отке с улыбкой поглядел на Кайона и покачал головой:

– Ну и дипломат!

Депутат нажал кнопку, и в комнату вошла женщина в шубе.

– Позовите ко мне Ягубяна.

– Вот педагогическое училище просит на завтра трактор с санями,– сказал Отке вошедшему Ягубяну.

– Невозможно,– твердо ответил Ягубян и потрогал рукой черный ус.– Лед будым возить.

– Он хуже нас говорит по-русски,– шепнул Кайон Ринтыну.

– Ничего,– спокойно ответил Отке и положил большую руку на стол.– Один день обойдутся снегом, а на завтра все же обеспечьте педучилищу трактор.

– Сдэлаем,– коротко ответил Ягубян,– пусть готовят мэшки и рабсилу.

– Большое спасибо,– поблагодарили ребята депутата.

– Что же вы так скоро? Посидите, расскажите, где думаете работать. Вот тебе, Кайон, уж наверняка дипломатом быть…

Но Кайон теперь сидел как на иголках. Ему не терпелось сообщить новость в педучилище.

– Нам нужно приготовить мешки,– сказал он запинаясь.

– Ну ладно.– И Отке встал.– Заходите, когда нужно.

В педучилище ребята летели как на крыльях. Они без стука ворвались в кабинет директора, и Кайон выпалил:

– Трактор завтра будет! Надо готовить мешки!

– Послушайте, ребята,– обратился к ним директор,– каким же путем вам все-таки удалось договориться насчет трактора?

– Дипломатическим,– ответил Кайон.

Директор расхохотался.

– Ди-пло-ма-ти-ческим,– говорил он сквозь смех,– ну и комик!

По дороге в общежитие Ринтын сказал Кайону:

– Ты сразу два звания сегодня получил: от Отке – дипломат, а от директора – комик.

– Ничего,– ответил Кайон,– может быть, я вправду буду дипломатом. Объезжу весь мир. У меня будет иммунитет и всякие прерогативы – исключительные права.

– А кто будет учить детишек?

– К примеру, ты. Кончишь университет, вернешься сюда и будешь преподавателем. Надеюсь, что в твоей квартире будет телефон. И вдруг вечером, когда ты будешь готовиться к урокам, раздается телефонный звонок. “Алло! Мельбурн вызывает? Кайон! Да, с углем у нас благополучно. Мой сарай полон доверху. Да что ты говоришь! В трусиках разгуливаешь? Вот так жара!”

Кайон увлекся. Даже когда ребята залезли под холодные одеяла, он долго рисовал картины своей будущей дипломатической службы преимущественно в странах с жарким климатом.

Убаюканный фантастическими рассказами Кайона, Ринтын крепко заснул.

26

Трактор стоял около пустого сарая педучилища. Сильные фары яркими лучами упирались в покрытые морозным инеем стены, и Ринтыну казалось, что, когда он стоит под светом фар, ему становится теплее.

На тракторные сани погрузили пустые мешки, лопаты и тронулись в путь. Дул небольшой ветерок, но мороз был настолько силен, что, даже лежа под защитой дощатых стенок саней, невозможно было укрыться от пронизывающего холода. Вместе с ребятами за углем ехали учителя и директор.

Трактор медленно тащился по лиману. Сани то взбирались на небольшие торосы, то проваливались вниз, угрожающе кренились.

– Ну что, ребята, застыли,– послышался голос Филиппа Филиппыча.– Давайте споем песню. Какую вы хотите?

– “Эй, ухнем!” Древнерусская песня,– отозвался на приглашение Кайон.– Эту песню поет Саша Гольцев, когда ему трудно.

– Ну что ж, давайте споем,– согласился Филипп Филиппыч и запел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги