Читаем Время таяния снегов полностью

Рядом уселся парень с очень белым лицом, но раскосыми глазами. Он протянул руку Ринтыну и представился:

— Алачев, хант по национальности. Самый старый студент университета.

Ринтын пожал ему руку, назвал себя и хотел было расспросить, почему его новый знакомый считает себя самым старым студентом университета, но тут прозвенел обыкновенный звонок, и в аудиторию хлынул народ.

Через несколько минут в дверях показался беловолосый старик, поддерживаемый под руку деканом.

— Курс по истории освоения Советской Арктики будет читать профессор Визе! — объявил декан и бережно усадил старика на стул.

Профессор Визе оглядел ряды студентов, вынул из кармана футляр с очками и положил на стол.

Так вот он, легендарный человек, сподвижник Седова, участник почти всех знаменитых полярных экспедиций конца и начала века, человек, предсказавший в своем кабинете остров в Ледовитом океане, впоследствии названный его именем. Ринтын с волнением вглядывался в лицо, изборожденное морщинами, как многолетний лед трещинами. На полярной станции в Улаке о Визе говорили с благоговением, и Ринтын хорошо знал, что для географов и полярников имя Визе так же священно, как имена Пржевальского, Потанина…

— Дорогие друзья, — послышался глухой, едва слышный голос лектора. — Мне особенно приятно читать курс вам, — продолжал профессор, — чья жизнь проходит в самых суровых краях нашей планеты. И я должен со всей ответственностью полярного исследователя заявить, что, не будь опыта и помощи ваших народов, ваших отцов и дедов, многие полярные экспедиции не смогли бы быть успешными. Все те сведения, которые я собираюсь преподнести вам в своем курсе, названном "История исследования Советской Арктики", добыты с помощью ваших отцов и дедов… Позвольте выразить вам глубочайшее чувство благодарности и восхищения…

После краткого вступления, взволновавшего студентов, профессор Визе начал неторопливо рассказывать о легендарной ледяной стране Туле — Арктике, о первых сведениях о ней, полученных древним путешественником Пифеем.

Профессор говорил о далеких, пустынных, покрытых льдами берегах с такой любовью, словно они были его родиной. А Ринтыну виделся с высоты мыса Берингов пролив, конец одного материка планеты Земля — Азии и начало другой половины земного шара — Америки. И здесь, в аудитории Ленинградского университета, он с удивительной отчетливостью еще раз осознал истину, что родился и жил он в замечательнейшем месте Земли, там, куда стремились великие путешественники Европы и Азии, Если убрать с глобуса или карты мира Берингов пролив, мыс Дежнева, мыс принца Уэльского, лицо планеты изменит свои очертания, станет другим. Пусть Чукотка не носит наряд из роскошных лесов и берега ее омывают студеные волны, без нее немыслим лик Земли — родины всех людей…

Следующей была лекция по общему языкознанию. Читал ее профессор восточного факультета, специалист японского языка Иоахим Золотович. Это был маленький кругленький человек в очках толстого стекла. За целый год Ринтыну так и не удалось рассмотреть, какого цвета его глаза. Золотович взял мел, подошел к доске и написал: "Глокая куздря штеко будланула курдёнка"..

По рядам прошел легкий шумок. Профессор положил мел в желобок на доске и вытер руки белоснежным носовым платком. Он молча показал пальцем на Алачева и спросил:

— Что вы узнали из этой фразы?

Алачев пожал плечами.

— Вы ничего не поняли?

— Я никогда не слыхал о рогатой куздре, — пробормотал Алачев.

— Ага! — профессор обрадованно потер руки. — Откуда вы взяли, что куздря рогатая?

— Потому что она будланула курденка, — нерешительно ответил Алачев.

Профессор величественным взмахом руки посадил на место Алачева и, вскинув голову, без остановки прочитал лекцию о важности изучения грамматических форм языков. Он поминутно цитировал труды великих ученых и некоторых из них даже называл своими учителями.

Ринтын приготовился было записывать, но его постигла такая же неудача, как на лекции Визе. Он был так захвачен тем, что слушал, так ловил каждое слово, что и не притронулся к тетради.

Прозвенел звонок. Золотович собрал листки на столе, сложил их в портфель и важно удалился.

Первым и непосредственным результатом лекции по общему языкознанию было то, что Алачеву на все пять лет учебы было присвоено прозвище Рогатый Куздря, которое потом сократилось до одного слова — Рогатый.

Ринтын с нетерпением ждал следующей лекции. Литература для него всегда была любимым предметом. Русские писатели открыли ему окно в другой мир, рассказывали ему и о Ленинграде. Где-то недалеко Калинкин мост, сыроватые, мрачные дворы Новой Голландии, горбатые мостики через каналы, через городские реки Фонтанку, Мойку, Невку… Стоит сделать несколько шагов — и вот оно,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

Капитан Эрмэтэгин, у которого Ринтын плавал матросом на шхуне «Касатка», любил читать стихи Пушкина, Блока, и многие строки в них были о Петербурге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза