Читаем Время таяния снегов полностью

Для такой малочисленной группы отвели самую крошечную аудиторию, в одно окошко, выходящее во двор.

Ринтын с интересом ждал занятий. Несколько лет назад он с удивлением узнал, что и его родной чукотский язык, оказывается, тоже имеет свою грамматику. Раньше Ринтын был убежден, что грамматики могут быть лишь у чужих языков, у родного — к чему? Ведь это то, что знаешь с детства, чуть ли не с самого рождения.

С русским языком Ринтын познакомился задолго до школы. Поначалу он "играл в русских" со своими сверстниками, «разговаривал», повторяя звуки, которые слышались ему в речи работников полярной станции, торговой базы, школьных учителей. Он очень хорошо помнил время, когда знал всего-навсего десяток русских слов, но назвать мгновение, когда русский язык стал для него таким же родным, как и чукотский, не мог. Это вошло в его жизнь так же естественно, как в жизнь его родичей — рульмоторы, настоящий хлеб из муки, умение решать государственные дела.

Василий Львович первое занятие начал с рассказа о том дне, когда Ринтын пошел в школу, сказал о том, что Кайон и Ринтын — сверстники чукотской письменности, которая создавалась при ближайшем и непосредственном участии знаменитого языковеда, этнографа и писателя Владимира Германовича Тана-Богораза.

Изучением чукотского языка занимались в России издавна. Первые чукотские слова были записаны миссионерами, потом участниками экспедиции Норденшельда, а в 1898 году переводческой комиссией миссионерского общества в Казани был издан первый русско-чукотский словарь.

Василий Львович написал на доске слово "тымэйнылевтыпыгтыркын".

— В этом слове, — объяснил он, — заключены почти все особенности структуры чукотского языка. Одно это слово переводится на русский язык целым предложением: "У меня очень сильно болит голова". А между тем в чукотском языке эта целая фраза заключена в одном слове. Вот почему чукотский язык относится к инкорпорирующим языкам, то есть к языкам, включающим…

В перерыве Василий Львович поинтересовался, как живут Ринтын и Кайон.

— Деньги-то у вас есть? — спросил он.

— Есть еще, — ответил Ринтын. — До стипендии хватит.

— Если что — не стесняйтесь, обращайтесь ко мне. Я узнавал в деканате: скоро вас переведут на полное государственное обеспечение. Но есть еще одна возможность заработать — переводы. В Учпедгизе имеется чукотская редакция. Вы там можете выбрать себе из списка книгу и перевести на родной язык.

— А сумеем ли мы? — усомнился Ринтын.

— Ты же работал в газете, переводил статьи на чукотский язык, напомнил Василий Львович.

— То газета, а тут художественная литература…

— Попробуйте, — сказал Василий Львович. — Если что — помогу.

Через несколько дней Ринтын и Кайон отправились в издательство. Издательство находилось в большом здании напротив Казанского собора. На крыше блестел хрустальный глобус. До революции в этом здании помещалась всемирно известная фирма «Зингер», чьи швейные машины доходили даже до Чукотки. Об этом им рассказал Василий Львович.

Ринтына и Кайона встретили приветливо. Ринтын остановился на книге Чарушина о животных, а Кайон взял повесть Гайдара "Чук и Гек". Ребята подписали договоры, и приветливая женщина сказала, что через две недели они могут прийти в кассу издательства и получить аванс.

Вернувшись в общежитие, они тут же засели за работу. Ринтын увлекся и довольно быстро покрывал аккуратным и четким почерком страницу за страницей. Ему было приятно, когда чужие слова под его пером становились как бы собственными, и в ушах звучала родная, так долго не слышанная речь.

У Кайона, видимо, перевод шел туго. Он пыхтел, что-то бормотал, потирал лоб кулаком и искоса поглядывал на Ринтына.

Ринтын отложил свою работу.

— Что у тебя не ладится?

— Вот тут есть слово "чудак человек", — ответил Кайон, — не могу перевести.

Ринтын задумался: действительно, как это сказать по-чукотски — чудак человек? Немного сумасшедший человек? Необыкновенный человек? Слегка отличный от других человек? Интересный человек?

Ринтын произносил вслух эти слова, а Кайон отмахивался:

— Все это не то, я их пробовал.

Кое-как общими усилиями перевели это слово так, что объяснение чудака человека заняло целый абзац.

— Ты знаешь, Ринтын, — заметил Кайон, — у меня получается больше, чем на русском языке.

Ринтын подсчитал у себя и обнаружил то же самое.

— В пекарском деле это называется припек, — сказал он другу.

— Это хорошо или плохо? — озабоченно спросил Кайон.

— Не знаю, — пожал плечами Ринтын.

Ребята получили аванс и растерялись перед такой кучей денег.

— Какие мы богачи! — сказал Кайон. — Пальто можно купить!

Пошли покупать пальто, но по дороге завернули в галантерейный магазин. Обзавелись запасом пуговиц на несколько лет вперед, носовыми платками и купили по полевой сумке. Потом Кайону понравился саквояж, а Ринтыну красивый чемодан из черного дерматина с блестящими никелированными замками. На пальто денег уже не хватило. А тут на глаза попалась витрина с музыкальными инструментами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза