Ошвартовались рядом с баржами и перебросили на причал широкую доску, заменявшую на «Касатке» парадный трап. Попрощавшись с ребятами, Номнаут сошла на берег.
— Хорошая девушка! — не удержался от восхищения Эрмэтэгин и продекламировал ей вслед:
48
Бочки с бензином давно были погружены на «Касатку» и крепко принайтованы к палубе, а капитан все не давал команды сниматься с якоря. Каждый день с утра он уходил в райисполком и возвращался оттуда на корабль возбужденный и злой.
Ребята изнывали от безделья. Ринтын бродил по поселку, вспоминая дни, проведенные здесь в пионерском лагере. В первый же день он зашел в райком комсомола и получил членский билет. Билет был как билет — ничего на первый взгляд особенного в нем не было. Но для Ринтына он был особенным. Во-первых, это был его билет, а во-вторых, маленькая темно-серая книжечка с дорогим силуэтом на обложке являлась свидетельством того, что для Ринтына наступила новая пора в жизни: кончилось детство, и приближалось время, когда он должен окончательно решить свою судьбу.
На четвертый день Эрмэтэгин собрал команду в кубрике и серьезным голосом сказал:
— Вот какое дело, ребята. Райисполком предлагает нам взять одну баржу с лесом и отбуксировать ее в Улак. Я пробовал доказывать, что это невозможно. Мы не имеем опыта подобных перевозок. Председатель райисполкома дал телеграмму Татро. И вот какой ответ прислал. — Эрмэтэгин вынул из кармана листок бумаги, пощелкал по нему пальцами и прочитал: — "Предлагаю вам доставить лес в Улак". Вот что он написал: "Предлагаю…" А что мне делать? Дисциплина требует, чтобы я подчинился. Но, с другой стороны, мне просто страшно браться за такое дело, имея неполноценный в смысле несовершеннолетия экипаж. Что вы скажете? Как быть?
Ребята молчали, смущенные своей «неполноценностью». Кроме того, к ним впервые обращались с таким серьезным предложением. Сидевший ближе к капитану Петя, поерзав немного, спросил:
— А как вы сами думаете, товарищ капитан?
Эрмэтэгин посмотрел на него, покачал головой и со вздохом сказал:
— Эх, если бы я сам был волен решать! Одним словом, есть приказ готовиться к выходу. С нами едет секретарь райкома.
Когда «Касатка» уже была готова к выходу в море, баржа с лесом забуксирована и оставалось только дождаться секретаря райкома, на берег пришла Номнаут в сопровождении молоденького русского пограничника. Эрмэтэгин, неодобрительно косясь на пограничника, обрадованно крикнул ей по-чукотски:
— Иди скорей сюда! Вот хорошо, что ты с нами едешь!
Номнаут повернулась лицом к капитану, приветливо улыбнулась и снова занялась разговором с пограничником.
Когда девушка взошла на «Касатку», Эрмэтэгин ни словом не обмолвился с ней и даже не взглянул.
— Капитан наш влюбился, — шепнул Аккай Ринтыну. — Это плохо.
— Почему плохо? — удивился Ринтын.
— Такая примета, — таинственно сообщил Аккай.
— Послушай, — в свою очередь, сказал Пете Ринтын, — Эрмэтэгин влюбился в Номнаут и страдает.
Капитан «Касатки» действительно страдал. Во всяком случае, всем своим видом он старался показать это.
Пришел секретарь райкома. Это был полный круглолицый человек в высоких резиновых сапогах. Когда он поднимался по доске на борт «Касатки», Эрмэтэгин громко проворчал:
— Каждый, будь он маленький или большой начальник, всегда норовит опоздать.
Наконец «Касатка» отчалила и взяла курс на Улак. Был небольшой ветерок, ярко светило солнце, и никому не хотелось сидеть в тесном, душном кубрике. На маленькой площадке, заменявшей на «Касатке» капитанский мостик, собралась вся команда и пассажиры. Стоявший у руля Аккай задевал локтями находившихся рядом — так было тесно.
— Молодцы ребята! — восхищался вслух секретарь райкома. — Всех после окончания школы в мореходное училище направлю. Хотите, ребята? Город повидаете. Петропавловск-на-Камчатке! Вот ты, рулевой, кем хочешь быть?
— Кос! — воскликнул Аккай. — Наверное, летчиком.
— Ну, а ты? — обратился секретарь к Ринтыну.
— Я еще не знаю, — тихо ответил Ринтын. — После окончания школы поеду в Ленинград, в высшую школу — университет.
— Ого! — сказал секретарь райкома. — Ну, а ты?
Петя посмотрел на Аккая, потом на Ринтына, словно ища у них поддержки, и сказал:
— А я туда, куда Ринтын. Мы с ним друзья!
За мысом навстречу пошла крупная волна. Эрмэтэгин сам встал за рулевое колесо и сурово приказал:
— Посторонних прошу спуститься в кубрик.
Номнаут, бросив на капитана сердитый взгляд, направилась к люку.
— Вас это тоже касается, — обратился Эрмэтэгин к секретарю райкома.
Секретарь заторопился и втиснулся в узкий для его тучной фигуры люк.
Тяжелая баржа неохотно следовала за «Касаткой». Каждая встречная волна заставляла так дергаться буксир, что шхуна вся трещала, от кончика мачты до киля.