Настроение враз испортилось. Мария судорожно вздохнула и вновь принялась вязать, пытаясь вернуть утраченное хрупкое спокойствие.
— Ну, по крайней мере не придут поганые, метель покуда.
Савватий резко вскинул голову.
— Что говоришь ты, матушка? Уже?
— Уже, — горько усмехнулась Мария. — Идут за данью. Прислали грамоту. Так что встречать придётся дорогих гостей.
— Воистину так… — помедлив, тихо сказал летописец. — Очень дорого гости сии обойдутся.
…
— … Почему я узнаю об этом только сейчас, Гучин?
Голос Бату-хана звучал негромко и ровно, но от каждого звука этого голоса Гучина прошибал ледяной пот.
— Он действует не так давно, о Повелитель! Притом поначалу он действовал очень скрытно, охотясь только на одиночных всадников и мелкие группы. Я не думал, что тебя заинтересует волк-одиночка, пусть даже и людоед…
— Ты потерял триста воинов, Гучин. Думаю, если бы не наше прибытие сюда, очень скоро ты оказался бы в осаде, как некогда сами урусы.
— Нет, о Повелитель! — с жаром возразил Гучин. — Я бы всё равно поймал его!
— Хорошо, оставим это. Ты должен был собирать с урусов дань. Где она?
— Здесь, здесь, о Повелитель! Всё в целости, ничего не пропало!
По знаку Гучина два здоровенных нукера вынесли большой сундук, откинули крышку. Бату-хан подошёл, задумчиво вынул бобровую шкурку. За ней чернобурую лису, потом связку куньих шкурок. Под ними внавал шли беличьи шкурки, мелочь.
— И это всё? С целого города и страны?
— Местный край разорён, о Повелитель, урусы ленивы… Да ещё пожар…
— Где золото и серебро, Гучин?
Теперь лицо Гучина приобрело зеленоватый цвет.
— У них больше нет серебра и золота, о Повелитель…
— Я не спрашиваю, что есть у них и чего нет. Я спросил тебя, где дань, Гучин-нойон?
Гучин-нойон понимал, что сейчас нужно сказать что-то очень умное и своевременное, но голова и язык отказали напрочь.
— Ну хорошо, вернёмся к разговору чуть позже, Гучин, — подытожил Бату-хан. — А пока всем коням сена…
— Сена тоже нет, джихангир! — неожиданно подал голос монгол в серой неприметной одежде. — Мы проверяли. Этот город пуст, как и его голова. Они не выходят из города, боятся коназа Мастислаба.
— Спасибо, Дэлгэр, — кивнул Бату-хан. — Это правда, Гучин?
Гучин-хан осел на пол.
— О Повелитель!..
Бату кивнул, и два здоровенных нукера взяли хана за руки, третий же накинул на шею удавку из тетивы. Бату-хан смотрел, как дёргается бездыханное, хотя ещё живое тело.
— Унесите и заройте. Дэлгэр!
— Я тут, джихангир!
— Придётся тебе заняться делами в городе. А коназом Мастислабом займётся Бурундай.
…
— … Давай, давай, не задерживай!
Гонта изо всех сил тянул коней под уздцы, выводя на крутой берег. Кони храпели, недовольные тяжестью воза. Ничего, ничего, кому сейчас легко…
Флегонт, а попросту Гонта Тихий напросился в оружный обоз не по своей воле. Как не по доброй воле пошёл служить татарам… Не откажешь, коли семейство твоё в руку взяли…
— Все, что ли? Поехали! — старший купчина махнул рукой, и оружный обоз тронулся, уходя в лес. Гонта на ходу запрыгнул в сани. Ладно, отсюда до Гомеля рукой подать. Сегодня вечером будем там. Кони резвые, не пожалел князюшка нынче, расщедрился — по три лошадки на воз! Оно и верно, кстати, так-то скорее товар доедет…
Гонта ехал и думал. Да, ему было о чём подумать. Чёрт дёрнул отправить тогда семейство в Киев… Думал, так безопаснее. А потом рвал волосы на себе. Да кто может нынче знать? Ведь в прошлый раз Чернигов так-то спалили, а Киев устоял.
Гонта вновь как наяву вспомнил те страшные дни, когда Киев стоял в осаде. Поседел тогда купчина черниговский Флегонт Тихий. Никто не выбрался из города, и думал он уже, что навсегда потерял ладу свою и ребятишек…
… Он явился под вечер, неприметный человек в небогатой дорожной одежде. Голь не голь, купец не купец. Вот только глаза у него были нехорошие, как у змеи.
"Привет тебе от Агафьи Ждановны, а равно и чад твоих, Флегонт Никитич"
Гонта судорожно сглотнул, боясь верить и одновременно ощущая, как поднимается в нём буйная радость. Живы… Неужто живы?
Вместо ответа протянул человек записку. Гонта дрожащими пальцами развернул, и увидел строки, нетвёрдой рукой жены написанные. Но сомнений не было, она!
"Чем отблагодарить тебя могу я за такую весть, путник?"
Но змеиный взор бесстрастен.
"Можешь, Флегонт Никитич. Отслужи службу нетрудную"
И враз опала радость. Понял купец, кто перед ним и что за службу сейчас потребует…
"Всё верно, купец" — угадал ход мыслей черниговца серый человек. — "Нужно мне ухо возле князя Михаила"
"Кто я, чтобы возле князя великого пребывать?" — ещё надеялся отклонить неизбежное Гонта. Но серый человек был неумолим.
"Можешь. А не сможешь, так извини. Стало быть, поблазнилось мне. И нет у тебя ни жены, ни детей…"
На этом месте кинулся Гонта на человечка, потеряв разум. И встретил внезапный и страшный удар в поддых. Очнулся уже на полу.
"Глупо, купец. Слушай же первое задание…"