Время терпеливых (Мария Ростовская)

Да, тогда отец хорошо отбился от Менгу-хана, подумала Мария. Степняки и сейчас не владеют искусством корабельного боя, тем более не владели тогда. Ладьи из Чернигова прошли по Десне на виду у монголов, подбросив подкрепления в осаждённый город, а затем ушли обратно, увозя из Чернигова детей и жёнок. Если бы у Менгу имелась в осадном обозе всего-то одна длинная цепь, чтобы протянуть её поперёк реки, весь план рухнул бы в одночасье. Однако цепи не оказалось.

Мария усмехнулась. Отбились, да не совсем. Город тогда всё равно пришлось оставить. Ну да главное — люди целы остались…

Стало совсем темно, и Мария пододвинула к себе кованый железный подсвечник, где ровным пламенем горела одна свеча. Хороший воск, чистый, промелькнула посторонняя мысль. Сейчас не найти нигде чистого воску, сплошь мешают с мукой да песком. Привыкли для дани татарской мешать, теперь и для своих мешают…

Запалив от горящей две другие свечи, княгиня продолжила чтение.

Да, в тот год ещё оставалась воинская сила на Руси. Не та, что до нашествия, но всё-таки весьма и весьма немалая. Как тогда метался батюшка, пытаясь собрать всех князей воедино! Убеждал, уламывал, улещивал… Всё бесполезно.

Мария Михайловна перевернула страницу. Вот. Вот она, та грань, после которой возврата уже не было.

"В лето шесть тысяч семьсот сорок восьмое прийде несметные полчища Батыевы под стены Киева…"

Княгиня потёрла пальцами лоб. Тогда отец последний раз попытался переломить судьбу всей Руси, остановить геенну огненную. И снова тщетно. Правы, правы древние книги, утверждающие, что волю Всевышнего смертному изменить невозможно?

Как бы то ни было, но после того года, после страшного опустошения всех южнорусских земель не стало больше силы у Руси, чтобы противостоять татарской Орде. И геенну огненную сменил мрак кромешный.

Впрочем, и тогда ещё не осознали русичи всего размера случившегося. Многие полагали, что повторится история половецкого нашествия. Тогда, мол, тоже вот налетели, разорили-ограбили, а спустя немного годков прижились на бывших печенежских пастбищах, и вот уже мирно торгуют конями да сбруей на базаре киевском…

Но время шло, а мрак тот и не думал рассеиваться — наоборот, сгущался постепенно. Как тогда кряхтели князья удельные, как зубы сжимали, выплачивая первые дани. Да разве то дани были? Так, подарки мелкие…

"…В лето шесть тысяч семьсот пятьдесят первое был князь Ярослав Всеволодович во Владимире, и получил ярлык на великое княжение во Владимире, и в Суздале, и в Переславле, и во всей земле…"

Мария поморщилась. Нехорошо поминать покойника плохим словом, да как тут не помянешь? Ведь это он, Ярослав, первым проложил дорожку в Орду. Возжелал властвовать над всей Северо-Восточной Русью. И мысль-то вроде правильная — собрать все силы в единый кулак… Или не знал князь Ярослав, куда ведёт та дорога, вымощенная благими намерениями? Или не ведал, что нельзя ни о чём просить смертельных врагов?

Но, как говорят учёные латинские монахи, "прецедент был создан". Своим ярлыком Ярослав Всеволодович не оставил Марии иного выхода, как самой ехать в Орду, дабы не лишились сыновья своих вотчин — Борис Ростова, а Глеб Белоозера. И потянулись князья русские один за другим…

Мария споткнулась — на полях рукописи была нарисована лежащая в позе сфинкса пушистая белая кошка. Глаза кошки смотрели печально и строго.

…До самого последнего дня не простил себе Савватий, что не понял тогда, не попрощался с Ириной Львовной как следует. В жизни часто так бывает — не сделал что-то, или сделал не то, а потом не исправить. И вроде мелочь несущественная, и забудется прочно за суетой дел повседневных. Но ведь вспомнил книжник об этом на смертном одре, а там о пустяках не вспоминают.

Бегут, бегут строчки, страница за страницей. Зима-лето, года нету…

Мария судорожно сглотнула. Обе страницы на развороте были запачканы чем-то бурым, как будто тут и впрямь пролилась кровь.

"В лето шесть тысяч семьсот пятьдесят четвёртое поехал великий князь Черниговский Михаил Всеволодович в Сарай на поклон к Батыю, по строгому приказу оного. А князь Ярослав Всеволодович в Каракорум, по приказу великого хана Гуюка…"

Княгиня сцепила пальцы, так, что захрустели в суставах. Поехали, да. Уехали оба и не вернулись.

С тех пор так и повелось — чуть что, вызывают повелением неугодного князя в Орду, а там либо сразу убьют, если есть на ком вина явная, либо поднесут чашу с угощением отравленным. И отказаться нельзя — тогда точно сразу убьют, за оскорбление великого хана…

И всё, что создал батюшка, прахом пошло. Нет ныне великого княжества Черниговского, разделили его на уделы сыновьям — даже Семёну Михайловичу, родившемуся уже после гибели отца, по велению того же Бату-хана был выделен в удел город Глухов… Мария усмехнулась. Конечно, дробление русских княжеств на мелкие уделы как нельзя более соответствует чаяниям татар.

Мария перевернула лист, ещё и ещё…

"В лето шесть тысяч семьсот пятьдесят шестое пошед великий хан Гуюк на Батыя из Каракорума…"