Время терпеливых (Мария Ростовская)

Они встретились взглядом, и вдруг разом захохотали, как сумасшедшие. Мария смеялась взахлёб, привалившись к своему мужу, чувствуя, как смех сметает тоненькую стеночку отчуждения, превращая вот этого мужчину в самое родное на свете существо — роднее отца, и даже матери, наверное.

— А ты меня бить не будешь?

Василько ответил не сразу.

— Больно было, вот сейчас? — повторил он свой вопрос.

— Чуть-чуть, — немного удивлённо ответила Мария.

— Так вот, Мариша. Это последняя боль, что я причинил тебе. Веришь?

…

— Ну, в добрый путь! — князь Михаил Черниговский перекрестил дочь и зятя — Не куролесь там шибко-то, Мария, мужа чти.

— Да ай, батюшка!

— Ты с ней построже, — обратился к князю Васильку Михаил. — Девчонка всё ещё ведь, дурь-то не перебродила пока. Ну, а ежели учудит чего, на баранах кататься вздумает, к примеру…

— Ну тато! — покраснела Мария, и Василько засмеялся, и сам Михаил, и княгиня Феофания Черниговская, и даже Феодулия, стоявшая сбоку, улыбнулась.

— Да, так ты её вицей легонько по заду, для ума и общей пользы здоровью.

— Прощай, доченька, — мать тоже перекрестила Марию, поцеловала, — Не забывай нас. Ты уж когда отпускай её погостить-то в родительском дому, Василько — обратилась княгиня к зятю.

— Да пожалуйста! — улыбнулся Василько. — Ежели ненадолго, конечно. А ежели надолго, то сам с тоски помру.

— Ну, Ростиша, прощай, что ли? — обратилась Мария к младшему брату, присела, обняв руками за щёки. — Не забудешь меня?

— Тебя забудешь, пожалуй! — неожиданно важно ответил Ростислав, и все опять засмеялись.

— Не забывай нас, Мария, — сестра уже стояла рядом, глядя на Марию своими чудными глазами, на сей раз распахнутыми во всю ширь. — Не забудешь?

Сердце Марии дало сбой, защемило — до того вдруг стало жалко сестру. Мария внезапно завозила руками по шее, вытянула за цепочку небольшой серебряный нательный крест.

— Давай поменяемся, Филя?

Феодулия улыбнулась, тоже сняла нательный крест, сама надела на сестру, поцеловала.

— Будь счастлива, Мариша.

Мария повернулась, села в возок, и князь Василько тут же укутал её в меховую полость, ободряюще улыбнувшись.

— Трогай! — махнул рукой.

Сани резво взяли с места, затопотали копыта сопровождающей конной стражи, и спустя миг всё осталось позади — родной терем, отец и мать, сестра и младший братишка, Ростислав, ковыряющий в носу.

…

Небо было похоже на небелёный холст — серое, мутное, то и дело сыплющее горстями мелкий, колючий снег. И дорога, прорубленная в лесу, была похожа на небелёный холст, и где-то впереди эти холстины смыкались намертво. Сосны и ели по сторонам стояли нахохленные, заснеженные, время от времени роняя скопившиеся снежные шапки, падающие на землю с глухим стуком.

— Э-эй, подтянись! — донеслось откуда-то сзади.

Княжеский поезд находился уже где-то вблизи границы владений Ростовских. Копыта глухо топотали по снегу, сани то и дело мотало и подбрасывало — дорога здесь была уже сильно разъезжена, местами до ледяной твёрдости. Большой, видать, город Ростов, раз так много народу тут ездит…

Сани в очередной раз рыскнули в разбитой колее, и Мария, укутанная в меха чуть не до глаз, судорожно схватилась за своего мужа. Князь Василько улыбнулся ей, и сразу стало теплее.

— Замёрзла?

— Нет, что ты! — улыбнулась в ответ Мария — Тепло мне.

— Потерпи, Мариша. Сегодня уж в земле Ростовской будем, а завтра в самом Ростове. Отдохнёшь, отоспишься…

Мария вздохнула, прижалась к мужу сильнее.

— Завтра… Уже завтра… А моя бы воля — так бы вот ехала и ехала… Ночевали бы в лесу где-нито…

— Вот те раз! — рассмеялся Василько — Нешто мы разбойники лесные?

— Боязно мне, Василько, — призналась вдруг Мария. — Никого-то кроме тебя у меня в Ростове нету… А ну как невзлюбят меня?

Князь Василько только улыбнулся — настолько дикой показалась ему мысль.

— Невозможно сие, Мария. Не любить тебя никак невозможно.

…

Дым медленно клубился под застрехой, выползая наружу, но ветер снаружи противился этому, то и дело вталкивая дым назад, и от этого чуть першило в горле.

Двор, в котором они остановились, принадлежал местному тиуну [управителю. Прим. авт. ] князя Василька, потому как это уже были его владения. В большой, продымлённой крестовой избе нашлось место всем людям князя, так что в конюшне с лошадьми нынче никто не ночевал — да и мороз завернул к ночи. В печи пылали могучие сосновые поленья, распространяя жар и терпкий запах смолы. Печь, кстати, была примечательная. Громадная, со стороной чуть не в полторы косых сажени, сложенная из дикого синеватого гранита, она стояла точно посреди избы, выходя в каждую комнату отдельной гранью. В сводчатый зев этой печи, наверное, мог бы пролезть бык, а по сторонам зева были устроены кованые железные ставни, с мелкой узорчатой просечкой.

Молодожёнам отвели ту часть избы, в которую выходил зев печи, чтобы можно было любоваться на огонь. Из соседних помещений доносились голоса княжьих кметей-охранников — над клетью избы, сложенной из толстых брёвен, было общее свободное пространство, сейчас заполненное дымом, озаряемым мерцающим светом лучин в смежных комнатах.