Время царей

…Что касается первой и второй глав из «Естественной истории», комментариев к эпитомам «Истории Эллады и прилежащего мира» и, наконец, изумительной по замыслу и свежести затронутой проблематики «Философии космической эстетики», то тут, не углубляясь в долгие рассуждения, безоговорочно склоняюсь перед тобой, мой Гиероним, и признаю, что если кто-либо из мыслителей нашего поколения прославится в веках, то право на долю – и немалую! – этой славы ты уже обеспечил себе, даже ежели прочитанное мною так и останется в неизданных набросках! Однако же молю и настаиваю: заверши! И поскорее издай! Благо возможностей у тебя сейчас достаточно. Я лишаю тебя права в угоду сиюминутным интересам жертвовать исследованием концепций, представляющих несомненный интерес для всей мыслящей Эллады! Да что Эллада! – Для всей Ойкумены, справедливо полагающей Элладу светочем и источником культуры и прогресса. Жалею лишь о том, что нет с нами великого Аристотеля! Старик поторопился уйти в лучший мир, лишив себя удовольствия узнать, что дело его жизни находится в надежных руках. Зная мою нелюбовь к превосходным степеням, ты сумеешь понять, как долго размышлял я, прежде чем дать твоим текстам такую оценку, никак не свойственную моим, признаю, излишне завышенным, но устоявшимся и не подлежащим пересмотру критериям. Отчего и тешу себя надеждою, что с тобой будут без гнева и пристрастия приняты и менее приятные суждения мои, относящиеся исключительно к завершенному тобою первому тому «Жизнеописания Деметрия Великолепного».

…Концепция произведения ясна, хотя в примечаниях и указано, что это всего лишь сокращенный вариант. И сразу же вызывает сомнение изначальная посылка, я бы сказал, явственно очевидная методологическая уязвимость поставленной задачи. Ты обратил, наверное, внимание, что выше я назвал труд, который ты, видимо, полагаешь завершенным, всего лишь первым томом? И не зря! Корректно ли, друг мой, заниматься описанием жизни, не только еще не ставшей достоянием Истории, но и не состоявшейся пока что, как нечто самоценное, проистекая в густой тени ослепительной фигуры Антигона? Зерно взвешивают после жатвы, как говорят селяне в Декелее, житнице моей родной Аттики, и нельзя высокомерно отрицать правоту этих простых, грубых, но умеющих мыслить практически людей. Вспомни о Поликрате! Кто-кто, а уж он-то казался современникам вполне счастливым, он был храбр, удачлив и не лишен проницательности, он возвысился из праха и стал всесильным владыкой Самоса и повелителем морей, однако же завершил дни свои на кресте и вошел в Историю лишь как незадачливый персонаж анекдота о своем так и не пожелавшем быть утопленном перстне! Сошлюсь и на пример Креза Лидийского, владевшего всей Малой Азией, несметно богатого и на сем основании полагавшего себя любимцем богов! Не ему ли выпало, утратив под ударами персов все накопленное, осознать в узилище причудливые превратности человеческой жизни?..

Иными словами, поставив целью возвеличить Деметрия, против чего я, кстати, нисколько не возражаю (личность он привлекательная и достаточно яркая), ты пошел, как представляется, путем, далеким от оптимального. Значительно больше выиграл бы твой труд, выгляди он на данном этапе серией этюдов, посвященных конкретным событиям из жизни героя, своего рода набросков к будущему фундаментальному жизнеописанию. Подумай об этом, смирив понятное авторское самолюбие, и тебе самому станет очевидно, что дружеский совет мой направлен исключительно на улучшение твоего замысла.

Впрочем, замечания относительно изъянов концепции в данном случае второстепенны. Перехожу к главному. Не обессудь за резкость, но с самого же начала, едва ли не с первой строки, возникает ощущение дискомфорта. Вызывает подсознательное неприятие, а если сказать вполне откровенно, то и активное отторжение, стилистика. Изменив своей обычной манере, в которой строгость и изящество стиля гармонично сочетаются, достигая редкостной яркости изложения, ты скатываешься в откровенное славословие, доходящее порою до раболепия, тем более неуместного, что, насколько я знаю Деметрия, он и не думает требовать от тебя выражений именно в таком стиле.

Ты возразишь: каждое слово «Жизнеописания…» искренне и пропущено через сердце! Не спорю, это чувствуется при чтении, и весьма. Но в том-то и дело, что одной любви к герою, согласись, мало. Биография бессмысленна, если превращается в панегирик! Суть и смысл ее в том, чтобы показать место человека в обществе, вскрыть сущность его предназначения и понять причины, заставившие его быть именно таким, каков он есть. Неумение же биографа сдерживать эмоции способно подчас обернуть искреннюю пылкость вычурной пошлостью либо же откровенной, ничем не прикрытой глупостью.

Не буду голословным и позволю себе обширную ссылку на твои же строки.