Время цветения папоротника

— Нет. Делай, как задумал. Земляки нужны. Полагаю, этот сукин сын летел под другой фамилией. Поторапливайся. Подключи Акаченка и Луневу, один не управишься быстро.

— Григорий Александрович, — Шатохин поколебался, стоит ли говорить сейчас, догадка была слишком свежа.

— Слушаю, — поторопил Звонарев.

— Да так, подумалось. У Смокотиной путевка в санаторий, через три дня должна туда прибыть, заявление на отпуск подписано, а билет еще не выписывала. Конечно, своих, портовских, всегда посадят. И все же странно. Отпускник старается заранее оформить, чтобы мороки не было. Свободна — ни хозяйства, ни огорода, — а медлит.

— Думаешь, договорились лететь вместе с этим Супрунюком, и выжидает?

— Почему бы и нет. Все гладко прошло. Что ему, собственно, торчать здесь. Да и душа у него не на месте будет. Ей он доверяет, но случайностей должен бояться. Вдруг в дороге она в какой-нибудь переплет попадет. Просто нервы сдадут, женщина все-таки.

— Если трудоустроен, повод веский нужен уехать.

— Найдет. Вызов ему придет, заболеет срочно, травму получит, мало ли...

— Вызов — несерьезно. И какую особую болезнь изобретет? — Майор прикурил папиросу, затянулся. — Несчастный случай — да. Это не исключено. Правильно сообразил. Я свяжусь с медициной. А ты бери все же пока Луневу и Акаченка и действуй.

7

Сезонников в районе каждое лето скапливалось до полутора тысяч. Кого романтика, кого длинный рубль, кого откровенная тяга к бродяжничеству забрасывали в этот таежный, отдаленный край. Большая часть сезонников оседала в леспромхозах на сплаве и разделке леса; были они и в зверосовхозах, и в геологических партиях, и почти во всех мелких районных организациях. По правилам все прибывшие на заработки должны были проходить через паспортный стол, да где там. Хорошо хоть по документам принимали кадровики на работу, раньше и этого не было. Как ни спешили, за остаток дня и четверти организаций, где есть временные, не проверили.

Шатохин вернулся домой поздно. Затяжной в июне светлый северный вечер угас. Долго устало раздевался, пил чай, потом ворочался в постели, пока дремота не начала одолевать. Уснуть, однако, не удалось. Телефонный звонок помешал. Снова звонил майор, попросил собраться, он уже выслал машину.

Звонарев прохаживался по кабинету, курил папиросу. В пепельнице полно окурков. Табачный дым густо стлался по кабинету. Лампочки в сизом дыму, казалось, чадили.

— Долго ехал, — сказал Звонарев нетерпеливо. — Звонил главврач больницы. Два часа назад они выслали «скорую» на третий сплавучасток. Несчастный случай в вечерней смене произошел. Там баржи под загрузкой стоят. Стропальщик подводил трос под бревна. И представь себе, бревешко выскользнуло из пакета, покатилось и сломало руку стропальщику. Догадываешься, кто пострадавший?

— Супрунюк?

— Почти угадал, — майор вскинул руку, щелкнул пальцами в воздухе. — Крутецкий. Петр Тарасович Крутецкий. Но не сомневаюсь теперь, что и Супрунюк он же. Един, как говорится, в двух лицах.

— Самый настоящий перелом?

— За это уж будь спокоен, подделки нет. Рентгенолог живет при больнице, просветил. Закрытый перелом левой руки.

— Основательный мужик, — усмехнулся Шатохин.

— Есть за что страдать. По бюллетеню за полтора-два месяца полагается, плюс страховка. Спрашивал у врачей, какую часть получит. Застрахован на две тысячи. И, главное, вольный казак. М-да.

— И где он сейчас?

— Гипс наложили да увезли в общежитие. Не пожелал оставаться в больнице. Важно не это. Родом он из Жидачова, и приехал оттуда. Не слышал про Жидачов?

— Нет.

— Рядом с Новым Роздолом городок. Смокотина там два года на овощной базе экспедитором работала. В личном деле у нее отметка. И еще. В этот самый Жидачов Смокотина в феврале посылала телеграмму. Пока не известно — кому, но выясним.

Шатохин смотрел на начальника. Майор мог бы не поднимать его с постели, сообщить все это утром. Однако радость, возбуждение начальника легко понять: дело слишком крупное, справиться с ним самостоятельно, силами небольшого районного розыска, удача вдвойне.

Шатохин же чувствовал неловкость. Он лично просматривал нынче в леспромхозовской конторе учетные карточки кадров. Фамилия Крутецкий не попалась. Да и попалась бы...

— Давно этот Крутецкий в леспромхозе? — спросил Шатохин.

— С февраля, — ответил Звонарев.

Вот как. А он почему-то решил искать украинских земляков Смокотиной только среди сезонников, среди временных. Оказывается, Крутецкий числился в кадровых. Ошибка не имела теперь никакого значения. И все-таки просчет был грубый. Отмахиваясь от неприятных мыслей, Шатохин спросил:

— Покажем его пилотам?

— Не стоит. По приметам похож на того, с двумя чемоданами. Завтра узнаю, может, снимался на документы, а нет — и не надо. Пусть вольно дышит. Думаю, долго он у нас теперь не задержится. Диспетчерша оформила билет на послезавтра, на утренний рейс. Тебе нужно завтра, — майор посмотрел на часы, поправился, — теперь уж нынче вылететь в крайцентр.

Он сел за стол, из боковой столешницы достал личное дело Смокотиной и аккуратно, с помощью перочинного ножичка отклеил фотографию.