Из стены туалета сразу за унитазом вылезала труба в чешуйчатой оплётке, уходившая в умело просверленный белый стульчак. Диаметр трубы не превышал толщины человеческой руки, и выглядела она как дополнительный короб для слива фекалий. Но при этом от неё несло холодом и свежестью, а не запахами гальюна.
– Озон, – принюхался Баринов. – Это не труба для нечистот, скорее кабель. Никто сюда ничего не сливал.
Марин исчез и вернулся.
– Она выходит из того щитка, что висит на стене в кабинете.
– Странный отвод. По ней разве что воду спускать. Или газ.
– Щит электрический, газом не пахнет.
– Уверен, что никакого отношения к пропаже Сомова эта труба не имеет. К тому же он был не один. Ему помогали наша эксперт из научного управления и Климчук.
– Может, они просто отошли, руководствуясь своими соображениями.
– В таком случае твой боец на площадке либо проспал их выход, либо сам отлучался.
– Сержант клянётся, что не отходил ни на секунду. Он меня ещё не подводил.
– Клянётся, не подводил, – вспылил Баринов. – Факт налицо. А в мистику я не верю. Единственный вариант…
Наступила пауза.
Марин подождал продолжения.
– Какой вариант?
– Если только это не связано с работой аппаратуры в квартире. – Баринов ещё раз прошёлся по комнатам, остановился перед «люстрой», продолжавшей шипеть и постреливать электрическими змейками.
– Давайте выключим эту машину, – предложил капитан.
– Я тебе выключу! Ни к чему не прикасайся! Возможно, Сомов прав, и наш мертвец создал аппарат, влияющий каким-то образом на время.
На флегматичном лице Марина отразились сомнения.
– Влияющий на время? – переспросил он. – Так это в таком случае машина времени?
– Сомов утверждал, что она связана с накоплением и нейтрализацией энтропии.
– Это что ещё за фигня?
– Обещал разобраться и доложить.
– Мы его найдём, не иголка в стоге сена.
– Он не должен был никуда уходить.
– Но ушёл.
По веточкам «люстры» промелькнули электрические искры, свиваясь в спиральный шлейф. Озоном запахло сильнее. Баринов отступил.
– Выходим.
Осторожно вышли, закрыв дверь, запертую на обычный язычковый замок с откинутым стопором. Дверь, по сути, была не заперта, и это, в свою очередь, означало, что обитатели квартиры оставили её открытой, не предполагая выходить. И всё-таки их в квартире не оказалось. Откуда в таком случае звонил Никифор? И почему не отвечает сейчас?
Кирьян Валерьевич ещё раз попытался дозвониться до следователя, потом набрал номер Анны Ветловой и Климчука. Но безуспешно.
– Напряги все наши каналы, – приказал полковник Марину. – Во дворе есть телекамеры?
– Не интересовался.
– Поинтересуйся, свяжись с ГИБДД, с муниципальными структурами, сейчас камеры стоят чуть ли не на каждом столбе. Вполне могло случиться, что Сомова с его помощниками какая-то из камер и засекла. Их понаставили где надо и где не надо.
Марин пожал плечами.
Но Баринов не преувеличивал, помня последние данные о подключении систем контроля за поведением людей, как в России, так и в мире. Действия всё большего количества жителей страны изо дня в день отслеживало в цифровом формате всё большее количество камер, а к этим автоматам теперь прибавились и системы геномного контроля россиян, что, по мнению полковника, превращало страну в настоящий цифровой концлагерь. Заработала и биометрическая система опознавания людей по голосу и изображению лица на транспорте и в общественных местах. Уже становился возможным так называемый клеточный контроль – начало настоящей сегрегации. И недалеко было время, когда человеку мог отказать в работе или при снятии средств в банке любой бот-автомат или клерк, сославшись на высокий риск онкологии или ковида. Кому-то могли запретить заниматься музыкой, военным делом, спортом или наукой – только на основании заключения медиков о возможном криминальном будущем клиента.
Баринов знал о таких фактах и как мог отстаивал права граждан, но ощутимых результатов не добился.
Впрочем, по опыту работы в Следственном комитете он знал, что не только криминальные элементы пользуются данными медицинских и социальных баз, но и у властей возникает соблазн гнаться за прибылью от штрафов за незначительное нарушение порядка, вместо того чтобы отслеживать действительно серьёзные проступки.
– Разрешите действовать? – напомнил о себе Марин.
– Давай, – очнулся полковник.
– Слушаюсь.
– И удвой охрану квартиры. Пусть здесь, на этаже, дежурят двое, и внизу не меньше четырёх-шести.
– Слушаюсь! – козырнул Марин.
Баринов кивнул своим молчаливым сопровождающим, и лифт унёс всех четверых на первый этаж.
Стоявший навытяжку Тарасов с облегчением выдохнул и расслабился. Виноватым он себя не чувствовал, однако и на него таинственное исчезновение офицеров СК подействовало сильно. Сержант был убеждён, что нёс службу добросовестно, не покидая пост ни на секунду.
Дубна – Москва
Восьмое ноября. Утро
Сомов вышел из дома в девять часов двадцать шесть минут по времени снаружи. Пожилой мужчина в спортивном пуховике, с «норвежскими» палочками в руках назвал ему эти цифры, не без юмора заметив, что опохмеляться надо было раньше.