Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

– Ты не беспокойся, Молчун, – говорила она. – Старец не найдет наш обед… и дикие муравьи не найдут, я хорошо спрятала! Муравьям до него в жизни не добраться… Как меня утром разбудила какая-то вредная муха, так я сразу и подумала, что будет чем тебя накормить, когда из Выселок вернемся… Хи-хи, а когда я вчера засыпала, ты, Молчун, уже храпел, а во сне бормотал непонятные слова, и откуда это ты такие слова знаешь, Молчун?… Про какое-то кино бубнил да про сценарий… И лешего не к добру поминал… Ты, Молчун, лешего никогда не поминай, а то явится, когда не нужен вовсе, а явится – от него уже не отвяжешься… Слушай, Молчун, а давай свернем к одежным нашим деревьям да посмотрим, что у тебя получилось!… Я там недавно была, набухло сильно, а понять невозможно, что такое ты надумал. У меня так никогда не было – раз-два и готово… Ну, месяц-два… А у тебя… уж я и со счету сбилась, сколько зреет. Наверное, ты такое дереву заказал, чего оно никогда не выращивало. Но может вырастить. Очень оно старается для тебя, Молчун. Я чувствую. А ты мне скажи, что ты ему заказал?

– Хитренькая какая! – хихикнул я добродушно – ну совсем дите рядом со мной щебетало, хотя уже, хм… – Сама знаешь – от зеленых плодов расстройство желудка может быть, а от зеленой одежды, наверное, конфуз сплошной… Ты уж потерпи – вот вернусь из Города, должно уже созреть, я так надеюсь.

– Не вернусь, а вернемся, – строго сказала Нава и погрозила мне пальчиком.

– Посмотрим, – не стал я спорить. – А сейчас мы никуда не пойдем, не сбивай меня, мы идем на Выселки, на Выселки мы идем, не к одежным деревьям, не на Тростники и не на Глиняную поляну, а на Выселки.

– Да поняла я, Молчун, – хмыкнула Нава. – На Выселки. Я тебе не Колченог, чтоб по многу раз долдонить одно и то же, хоть с ним ты хочешь идти в Город, а со мной не хочешь. Ну их всех, давай сами пойдем!

– Я очень боюсь тебя потерять, девочка моя, – вздохнул я. – Мне и Колченога будет жалко потерять, и Кулака, и Хвоста, но без них я проживу, а без тебя… Не знаю… Это уже буду не я…

– А если ты не вернешься, разве я буду я? – тихо спросила она.

О, Лес Великий, кто ж она мне и кто я ей?!

Я глянул на Наву. Девчонка висела у меня на левой руке, смотрела снизу вверх и азартно щебетала уже совсем на другую тему, о том, как она убежала от мертвяков, проползши у них между ног.

– Нава, – сказал я, – опять ты мне эту историю рассказываешь. Ты мне ее уже двести раз рассказывала.

– Ну так и что же? – сказала Нава, удивившись. – Ты какой-то странный, Молчун. Что же мне тебе еще рассказывать? Я больше ничего не помню и не знаю. Не стану же я тебе рассказывать, как мы с тобой на прошлой неделе рыли погреб, ты же это и сам все видел… А может, ты мне расскажешь про свои слова, которые ночью говорил, когда храпел? Те, что ты говорил, когда бредил, я уже не помню, а вчерашние еще помню…

– Это которые же?

– А вот «кино», например… Странное слово, никогда раньше такого не слышала. Только от тебя, а ты его часто повторяешь во сне. Вот как мы с тобой про фехтование выяснили, что это вроде тыканья палкой, я и успокоилась. А про кино вчера ты очень нервно говорил, будто сердился, и доказать пытался…

Я даже остановился и посмотрел на Наву – так вдруг в голове щелкнуло, словно сук на дереве сломался – хрясь!…

– Ты чего встал, Молчун? Встал и молчит! Я тебе говорю: поговори, а ты совсем замолчал… И не стой: стоять будешь, мы до вечера на Выселки не попадем… Ты иди и говори, говори и иди.

– Да ты меня этим словом так по голове стукнула, что я с шага сбился.

– Я тебя сбила? Да это ты мне спать не давал!…

– Мне кажется, что я знаю это слово, – обливаясь холодным потом, признался я.

– Ух ты!… – запрыгала Нава, хлопая в ладоши. – Расскажи, расскажи, что ты знаешь.

– Сейчас, дай дух перевести.

Нава смотрела на меня снизу вверх, уцепившись рукой за мое плечо, и тянулась ко мне лицом, будто ждала, что я ее поцелую. И ресницами – хлоп-хлоп.

«Очень киношный план, – оценил я, вполне понимая, что имею в виду. – Такой кадр пропадает!… А вдруг не пропадает?»

Я даже оглянулся вокруг в поисках съемочной аппаратуры. Смешно. Кино давно уже делают так, что актеры не видят процесса съемок, а живут в материале. Неужто и я живу в материале?!

– Молчу-у-ун! Хватит молчать! – взмолилась Нава. – Мне страшно становится!

– Сейчас, – решился я. – Сейчас расскажу.

Еще раз обвел взглядом окрестности, все же надеясь что-то обнаружить. Медленно покачиваясь, проплывали по сторонам желто-зеленые заросли, кто-то сопел и вздыхал в воде, с тонким воем пронесся рой мягких белесых жуков, из которых делают хмельные настойки. Желтые, серые, зеленые пятна – взгляду не за что было зацепиться, и нечего было запоминать и тем более обнаруживать. И вдруг меня будто палкой по глазам ударило, я пошатнулся, а Нава, проследив за моим взглядом, замолчала на полуслове.