Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон

Во-вторых, Башляр, кажется, приписывает интуиции совсем иную природу, нежели Бергсон: из башляровских построений следует, будто интуиция есть некое чувство, даже скорее «мимолетное» ощущение, скользящее по поверхности жизни, наподобие легкой ряби на озерной глади. Но ведь, исходя из бергсоновского учения, интуицию гораздо более справедливо уподобить, скажем так, концентрированной мыслительной энергии, проникающей в подводные глубины и пронизывающей насквозь всю толщу длительности (в бергсоновской концепции, в противоположность тому, что о ней говорит Башляр, истинная длительность обладает глубинным измерением, поскольку формируется сосуществующими и притом взаимопроникающими психическими процессами, переживаниями, воспоминаниями и т. п., «наслаивающимися» друг на друга в одновременности). Более того: коль скоро в своих основополагающих работах Бергсон неоднократно подчеркивает, что интуиция не является чувством, а выступает функцией мышления (интеллекта в широком смысле слова)[505], следовательно, разум и интуиция в равной мере относятся к мыслительной деятельности. Уже поэтому напряжение и волевое усилие, сопровождающие акт рационального познания, не могут аналогичным образом не сопрягаться и с актом познания интуитивного. Наконец, как мне кажется, Башляр совершает подмену понятий в своих рассуждениях: превознося сперва «быстроумие», говоря о «временной ткани научной мысли», он тут же соскальзывает, незаметно для самого себя, в зыбкую область бытия человеческой души, связывая научную мысль с «подлинным характером переживания времени человеческой душой»[506]. Но, так как идеалом Башляра служит ясность, не стоит, наверное, смешивать разговор о душе и имманентном ей существовании времени с разговором о деятельности ума.

Обобщая сказанное, стоит помнить, что конституирование усилия в качестве признака применения интуитивного метода не отменяет наличия иного по своим свойствам усилия, присущего рациональному методу мышления, и что в обоих случаях речь идет об интеллекте в широком смысле слова.

Вернемся, однако, к смысловой целостности образов-понятий. Смысловая качественная множественность есть также единство, – «богатое и обильное единство, единство континуальности, единство нашей реальности, а не… абстрактное и пустое единство – итог наивысшего обобщения…»[507]. Привычные понятия восходят к одному предзаданному понятию или первопринципу, вбирающему их все в их раздельности и самозамкнутости, – и дедуктивно выводятся из указанного первопринципа по нашему желанию. Напротив, качественные новые понятия приводят к единству индуктивно, и это единство рождается, обогащается в процессе становления на наших глазах: «невозможно полагать его исходно в качестве принципа»[508]. Недаром во «Введении в метафизику» Бергсон называл обретенное единство «живым», «изменчивым» и «подвижным», в противоположность «неподвижному» «чистому» единству понятийных конструкций[509]. «Бергсон часто представляет интуицию как простой акт. Но с его точки зрения простота вовсе не исключает качественную и виртуальную множественность, разнообразие направлений, в которых последняя актуализируется, – комментирует Делёз. – Значит, именно в этом смысле интуиция подразумевает множество аспектов и многообразные несводимые друг к другу точки зрения»[510].

Что до точек, зрения, то, конечно, Делёз не мог не помнить, насколько прочно у Бергсона наличие точек зрения связывается с аналитическим подходом к реальности, а стало быть, и со взглядом на нее сквозь привычные понятия. Впечатляет бергсоновское красочное описание такого подхода: «В своем вечно ненасытимом желании охватить предмет, вокруг которого он осужден вращаться, анализ без конца умножает точки зрения, чтобы дополнить представление, всегда неполное… чтобы довершить перевод, всегда несовершенный. Он продолжается в бесконечность»[511]. Особенно интересуют философа бинарные оппозиции точек зрения и, соответственно, понятий, их выражающих: «Не существует конкретной реальности, на которую нельзя было бы иметь разом двух точек зрения, друг другу противоположных и, следовательно, вкладывающихся в два противоположных понятия»[512]. Отсюда недалеко и до кантовых антиномий: в «Творческой эволюции» несколько емких страниц посвящено выяснению причин, по которым разум неизбежно заходит здесь в тупик[513].

Но разве, спросит читатель, у самого Бергсона нет противоположных понятий, пусть и понятий качественных? «Бергсоновские дуализмы хорошо известны, – утверждает Делёз: длительность – пространство, количество – качество, неоднородность – однородность, непрерывность – дискретность, два многообразия[514], память – материя, воспоминание – восприятие, сжатие – ослабление, инстинкт – интеллект, два источника и так далее»[515]. Можно вспомнить, что в свое время Юшкевич провозглашал оппозицию длительности и пространства в качестве основы всей философии Бергсона вообще[516].