Время великих реформ

Гауровиц [294] писал мне, что он желал бы для тебя несколько недель отдыха и лечения где-нибудь на Германских водах, но при теперешних обстоятельствах присутствие твое здесь необходимо. Равно и для Санни лучше быть дома, чем таскаться по Германии, куда, вероятно, и Матушка навряд поедет, ибо при теперешнем напряжении умов в Германии надобно ожидать или всеобщей войны, или внутренних смут.

Надеюсь, что приход твой на «Рюрике» чрез Дарданеллы и Босфор не встретит препятствия. Я уже приказал написать об этом Лобанову [295] в Константинополь и тебя уведомить в Яффу. Если бы, паче чаяния, мы встретили в этом препятствия, то в таком только случае разрешаю тебе идти прямо в Марсель и потом сухим путем кратчайшим домой; т. е. до Киля или Штетина, а оттуда морем.

Эскадре нашей прикажи из Яффы возвращаться в Кронштадт, не заходя в Англ[ийские] порты. Если бы, чего я, впрочем, надеюсь не будет, возгорелась война между Францией и Англиею и par contrecoup

[296] с нами, то она всегда найдет убежище во Франц[узских] военных портах. Ты видишь, что политический горизонт после последнего моего письма не только не прояснился, но стал еще грознее.

Наши предложения о конгрессе, принятые сначала всеми безусловно, кроме Австрии, встретили непреодолимые препятствия благодаря упрямству этой державы, поддерживаемой двуличностью Англии. Из газет ты увидишь все переговоры и предложения, которые перекресчивали друг друга.

Наконец, когда по предложению Англии все согласны были на предварительные переговоры в Лондоне, Австрия отсылает ультиматум в Турин с требованием немедленного обезоружения и ответа через три дня, в противном же случае Ген[ерал] Гюляй должен был тотчас же начинать военные действия. Последствия можно легко было предвидеть. Все протестовали, даже Англия, но это не помешало Австрийцам перейти через границу, но расчет их разгромить Сардинцов не удался, ибо Французы с необыкновенной быстротою успели подоспеть к ним на помощь сухим путем и морем в Геную.

Теперь обе армии находятся в виду друг перед другом около Александрии, но встречи еще не было.

Все мои старания клонятся, чтобы локализировать войну, и Пруссия до сих пор действует в этом же смысле, но прочие Германские державы с ума сошли и только, и бредят идти самим атаковать Францию. Не знаю, удастся ли нам их урезонить, иначе война сделается всеобщею.

С нашей стороны вся южная Армия и 14 и 15 Див[изии] и 5 Кор[пус] приводятся в военное положение не с тем, чтобы принимать участие в военных действиях, но как демонстрация против Австрии. Буду до крайности стараться сохранять нейтралитет, но отвечать невозможно, чтобы восстания как в Венгрии, так и в Славянском населении Австрии и Турции не принудило бы и нас вмешаться в дело.

Роль Англии весьма двусмысленная и для нас важна. При таких обстоятельствах ты поймешь, почему я желаю твоего возвращения.

Здесь у нас, благодаря Бога, все тихо, и работа продолжается весьма усердно. Ольга Фед[оровна] поправляется, и крестины Николая Мих[айловича] [297] назначены 3-го Мая. Матушка переехали сюда в самый день его рождения, а мы вчера, но погода стоит ужасная, ночью была метель с 3° мороза.

17-го ч[исла] получил я радостное известие о взятии Веденя [298] штурмом после довольно продолжительной осады, прочем благодаря умелым распоряжениям Ген[ерала] Евдокимова потеря была самая незначительная. Кур[…] п[олк] остается там на постоянных квартирах. Шамиль ушел, говорят, в [Андалял].

17-го же числа праздновал я мое 25-летие назначения в флигель-адъютанты со всеми моими старыми товарищами, которые все у нас обедали на другой день. Дети ваши здоровы, кроме Кости, у которого шейные гланды распухли, и потому они еще остались в городе. Поздравляю с завтрашними именинами нашей дорогой Матушки и милой Санни. Обнимаю вас от всей души.

А.

Обними за меня милого Николу за его милое письмо.

А.

№ 51. Константин Николаевич – Александру II

13/25 Мая 1859. Бейрут.

Любезнейший Саша!

Вот наше Иерусалимское путешествие, на поклонение Святыне Господней, по благословению Божию, благополучно совершилось и оставило в нас всех, которые удостоились этого счастия, неизгладимое впечатление и память на всю жизнь. Описать, что чувствуешь, что происходит в душе, когда мы прильнули губами к Святому Гробу и к Голгофе, когда мы осматривали места, ознаменованные земною жизнию Иисуса Христа, как-то: Вифлеем, Гефсиманский сад, Элеонскую гору и так далее, нет никакой возможности.

Я не знаю как у других, а у меня вся душа обращалась в молитву, а между тем я слов для выражения молитвы не находил. Было в одно и то же время и страшно в своем недостоинстве находиться среди такой святыни, и в высшей степени утешительно, так что оторваться не хотелось. Самое глубокое впечатление на меня произвела Русская Обедня на Голгофе. Там и иконостаса нет, так что все происходит на виду.