Время великих реформ

От души благодарю Тебя, любезнейший Саша, за последнее милое Твое письмо от 8-го Апреля. Получил я его на дороге в Париж. В прилагаемом журнале Ты увидишь все подробности нашего интересного путешествия. Боюсь только, чтоб чтение его Тебя не утомило, потому что независимо от меня он возрастает до огромных размеров.

Я полагаю в продолжение всей дороги писать подробный журнал и посылать его по мере возможности. Когда составится окончательный маршрут дороги по Франции, я Тебе пошлю. Полагаю, что из Бельгии мне будет необходимо заехать хоть на 24 часа в Гаагу к Тетушке Анне Павловне [90], иначе она не на шутку рассердится.

Имею к Тебе одну задушевную просьбу, исполнением которой Ты чрезвычайно утешишь мою бедную жинку. Мне самому необходимо торопиться домой, дела слишком требуют мое присутствие, а жинке оставаться необходимо в Эмсе для серьезного лечения, потому что ее здоровье не на шутку расстроено, и к тому же прибавился еще прескверный кашель, который меня ужасно беспокоит. Эта новая разлука будет для жинки чрезвычайно тяжела и не поможет ее выздоровлению.

Позволь, чтоб мой Никола вместо меня при ней оставался в Эмсе. Это было бы совершенное благодеяние для бедной жинки и хотя бы несколько ее утешило. Если Ты это разрешишь, я бы просил тебя отправить его около 15 Мая, дабы я мог уже его застать в Ганновере. Прошу Тебя не отказать в этой просьбе; повторяю, это будет благодеяние для жинки, а ей нужен душевный покой. Об пароходе («Рюрике») я пишу Метлину.

Про дело Анненковой я долго и серьезно говорил с Гр. Киселевым, и наше обоюдное мнение изложено в прилагаемой записке. Я не вижу другого исхода этой несчастной истории и весьма прошу Тебя утвердить наше мнение.

Ты можешь быть совершенно спокоен, что мне никогда и в голову не приходило их здесь видеть, и я ни под каким видом на это не соглашусь, если б даже они этого старались. Теперь оне в S^t Germain [91].

Прощай, любезнейший Саша, обнимаю Тебя от души.

Твой верный брат Константин.

По зрелом обсуждении дела Анненковой оказывается, что невозможно отправить ее насильно в Россию без огласки и без больших неприятностей, что если б даже и удалось это сделать, то пользы будет весьма мало, пока Г-жа Берг останется за границей, а выслать сию последнюю не представляется никакой возможности.

Посему казалось бы всего благоразумнее:

– объявить той и другой разрешение оставаться за границей, присовокупив, что оне будут получать чрез Посольство от Великого Князя Константина Николаевича вдвоем пособие до семи тысяч франков в год, с условием не жить в Париже, вести себя смирно и не подавать повода к неудовольствию со стороны императорской Миссии, от которой получат должные указания. В случае нарушения ими этих условий помянутое пособие прекратится.

– затем иметь за ними надзор со стороны посольства.

* * *

Письма мои уже запечатаны и отданы фельдъегерю, но я обязан присовокупить еще одно, потому что у меня был сегодня длинный и очень важный разговор с Императором, который спешу Тебе сообщить, покуда подробности его свежи у меня в памяти. Сегодня были скачки в bois de Boulogne [Булонском лесу], куда меня повез Император.

Мы сидели с ним вдвоем в коляске, и по дороге туда он сам начал разговор со мною следующим образом: Доволен ли ваш Император Графом Морни? Я отвечал, что весьма доволен, тем более что Он (то есть Ты) знает, что Морни имеет полное доверие своего Императора.

Он тогда продолжал: Il у a environ deux mois, je lui ai еcrit pour savoir si’l se croyait ^etre dans une position telle d’oser entamer avec Votre Empereur des sujets de politique tr`es dеlicats et de la plus haute importance. Sur sa rеponse affirmative j’avais eu l’intention de la сharger d’une communication de ce genre, mais apprenant que Vous deviez bient^ot venir chez nous en France, j’ai pensе qu’il fallait mieux s’en expliquer avec Votre Altesse de vive-voix, que de confier une pareille chose au papier. Une chose еcrite acquiert par l`a m^eme une toute autre valeur, tandis que dans une conversation on peut plus facilement aborder des questions dеlicates, et puis cela ne vous lie pas les mains, comme le ferait un document еcrit [92].

Я ему отвечал, что, посылая меня во Францию для путешествия чисто морского и учебного, Ты мне разрешил приехать в Париж ему поклониться и при этом сказал, что моя посылка n’est pas une mission diplomatique [93], но что я готов слушать все, что ему угодно говорить, и что он может быть уверен, что все это будет Тебе передано в целости, не прибавляя и не убавляя ни одного слова.

Он продолжал, voil`a de quoi il s’agit. Je trouve qu’en politique, qu’en bonne politique, pour еviter toute sorte de malentendus, et surtout les guerres, qui s’en sont trop souvent suivies, il faut toujours t^acher de s’entendre prеalablement, de prеvoir les еventualitеs possibles, les suites qu’elles peuvent avoir, et de prеparer la conduite qu’il serait dеsirable de suivre.