Время великих реформ

Все это доказывает ему ясно, что ему придется или отложить борьбу до тех пор пока Ты захочешь в ней принять действительное участие, или предпринять ее одному. Во всем этом виновата прошедшая война, и выходит, что он об ней сожалеет. Он на этот предмет возвращался очень часто и высказал даже мысль, что не будет ли полезна у нас война, для того чтобы дать другое направление народным страстям, будто бы возбужденным у нас крестьянским вопросом.

Мне нетрудно было его в этом разуверить. К Пруссии он имеет большое недоверие со времени перемены Министерства, об котором он очень сожалеет. Двуличность Австрии во всех возможных европейских вопросах со времени войны возбуждает его совершенное презрение и, скажу даже, ненависть. Англия крепко ему надоедает, et il est fatiguе de cette alliance [236].

Это он высказал мне совершенно ясно. Он все готовит в тиши, чтоб от нее отделаться, и потому дает такое огромное развитие своему флоту и с интересом следит за нашим. Поэтому ему очень приятно присутствие нашей эскадры в Средиземном море и история Вилла-Франки, которую я ему рассказал во всей подробности. Но главным оружием в его мысли против Англии должна служить италианская история.

Мне кажется, что он в первый раз высказал весь этот обширный план, разумеется, с тем чтоб он был передан Тебе, и потому я его изложу во всей подробности. Вот его рассуждения: Чем Англия страшна для Европы? Разумеется, не сама по себе, потому что у нее армии нет, одними флотами elle ne peut entamer le continent [237]. Поэтому она всегда пользуется соперничествами континентальных держав и поддерживает ту, которую избрала в свое оружие, своими деньгами и, пожалуй, своей военной силой.

Если отнять у нее ту возможность, то и власть Англии пропадет. Поэтому надо ей противуставить континент единый и нераздельный, в котором бы она не могла бы действовать, как доселе. Чтобы достичь этого единства континента, надо уничтожить силу Австрии, вымарать ее из списка первостепенных держав, дабы материк состоял 1) из сильной России, 2) из сильной Франции по краям материка и 3) из полусильной Пруссии с слабой Немеччиной посредине, которую мы и вдвоем с Францией всегда можем заставить быть с нами заодно.

Тогда, но только тогда, Европа будет независима от Англии. Но для всего этого надо, во-первых, уничтожить la prеpondеrance de la maison d’Autriche [238] двойною борьбою с нею Франции и России, в которой первая распространится на Юге в Италии, а Россия возвратит себе старое свое историческое достояние – Галицию или старое Галичское княжество. Вот сущность его плана, об котором он сам говорит que c’est une grosse affaire [239].

Мне кажется, что он его высказал в первый раз et qu’il commence `a jeter son masque [240]. При этом он сказал, что цель Франции и России должна быть та же самая, а именно: отделаться и освободиться от трактатов, которые их связывают. Для Франции это договоры 1814 и 1815 годов, для России – Парижский договор 1856-го года. Вот сущность наших трех длинных разговоров, которые передал, как мог. Он приказал Тебя заверить в тех же чувствах, которые выражал Тебе лично в Штутгарте.

Сегодня возвращаюсь через Марсель и Тулон в Ниццу, которую жена не терпит. Поэтому мы ее оставляем и отправляемся в Палермо, где я буду держать эскадру в постоянной деятельности.

Прощай, любезнейший Саша, обнимаю Тебя от всей души. Поцелуй нашу бесценную Мама.

Дай Бог ей лучше выдержать остаток зимы, чем начало. Прошу также обнять моих дорогих детей. Целую милую Твою Марию и детей.

Твой верный брат Константин.

№ 39. Константин Николаевич – Александру II

15/27 Декабря 1858 года. Ницца.

Любезнейший Саша!

Я, право, боюсь надоесть Тебе моими длинными бесконечными письмами, которые должны отнимать у Тебя так много драгоценного времени. На этот раз по крайней мере письмо будет коротко.

Сегодня утром приехал сюда из Турина Принц Кариньян, pour nous complimenter de la part du Roi [241]. Король приказал мне сказать чрез него, что Он получил подтверждение о том, что мне говорил в Турине про Венгрию. Кажется, я писал Тебе про то, любезнейший Саша, что среди разговора Король мне говорил, что имеет почти достоверные известия, что Венгрия, в высшей степени недовольная Австрийским владычеством и помнящая виселицы 1849 года, готова восстать и ждет только удобного для того случая.

Что в ней существует правильно учрежденный заговор, проходящий сквозь все сословия. Теперь чрез Кариньяна он мне дал знать, что это известие вполне подтверждается. Поэтому у нас завязался с Кариньяном разговор про Итальянские дела, в котором я, однако, ничего нового от него не узнал. Но так как он, Кариньян, человек весьма положительный, вовсе не энтузиаст, и не подвержен той горячке, как Кавур, то я старался доказать ему, как горячка и торопливость в этом деле опасны и как они могут все испортить.