Время веры

Кутузова нельзя понять, если не знать его глубокой веры и надежды на Бога. Пред Бородинским боем, в своем приказе, он говорит, что «возлагает всё упование на помощь Всевышнего и на храбрость и неустрашимость русских воинов». А из Тарутинского лагеря 20-го сентября пишет: «Да всесильная десница Божия, управляющая судьбами царств, поможет нам преодолеть врага нашего»… Надо еще сказать, что Кутузова глубоко оскорбляло кощунственное отношение врага к православным церквам и святыням Кремля. Церкви перестали быть церквами. Враг их обращал в конюшни и амбары. Это вызывало великий гнев в Кутузове. Как и многие православные русские люди, он страдал, что святыни кремлевские, Богу посвященные, не оглашаются церковной молитвой. И когда 8-го октября генерал Дохтуров, явившись к Кутузову, доложил ему, что «Москва оставлена неприятелем», престарелый вождь российского воинства, обратившись к образу Спасителя, воскликнул: «Боже, Спаситель, наконец, Ты внял молитве нашей и с сей минуты Россия спасена»… В донесении, посланном Императору Александру по случаю изгнания вражеских войск из России, Кутузов призывает россиян возносить молитву Всевышнему… Верующему человеку нельзя без волнения слышать о мужественной и смиренной вере Кутузова.

22-го февраля 1813 года, из города Калиша, преследуя Наполеона, окруженный почестями, осыпанный наградами, Кутузов пишет своей жене: «…я всё скитаюсь окружен дымом, который называют славою; но к чему постороннему не сделаешься равнодушным? Я тогда только счастлив, когда спокойно думаю о своем семействе и молюсь за их Богу»… Два чувства хранил в себе победитель Наполеона: что слава его окружавшая есть — дым и то, что истинное счастье всякого человека только в Боге.

После первой отечественной войны была выбита в России медаль и слова на ней были: «Н е н а м, н е н а м, н о И м е н и Т в о е м у». Это слова псалма: «Не нам, не нам, но Имени Твоему, Господи, дай славу!» — Поистине, славен человек — и народ — который ищет не своей, а Божьей Славы.

10. ТОРЖЕСТВО ЧЕЛОВЕЧНОСТИ — ТУРГЕНЕВСКИЙ ОБРАЗ

Сто лет тому назад, в 1852 году, вышла одна из самых замечательных книг русской литературы: «Записки охотника» — Тургенева. Рассказы, до того печатавшиеся отдельно, были собраны вместе и, может быть, впервые в русской истории с такою ясностью открылся пред миром образ русского крестьянина, русского простого человека. В реформы шестидесятых годов «Записки охотника» внесли огромный вклад. Тургеневские образы стоят пред глазами всех… Эти Касьяны с Красивой Мечи, эти мальчики с Бежина Луга, эти певцы, Хори и Калинычи живут жизнью, не меньшею, чем жили сто лет назад, а большею еще, — они открылись миллионам своих потомков, а так же и другим народам. И ни один образ из этих тургеневских, может быть, не запечатлелся так в мировой литературе, а также в чутком русском сознании, как образ Луши, Лукерьи из «Живых мощей». Я хочу сейчас остановиться на важнейшей стороне этого рассказа, которую можно было бы назвать откровением души или торжеством бессмертного в тленном, т о р ж е с т в о м ч е л о в е ч н о с т и ч е л о в е к а.

Безнадежно больная девушка Лукерья лежит почти без движения в малом деревенском сарайчике, куда ставят ульи на зиму. Там ее, случайно, находит Тургенев. Он знал раньше Лукерью красавицей, невестой…