Время веры

Удивительно для своего времени, первый русский ученый говорит о реальности творения Божьего мира. В одном из лучших своих литературных произведений, в послании к Шувалову — «О пользе стекла», сочетая глубокую научность и высокую поэзию, Ломоносов высказывает даже упрек церковному философу 5-го века, Августину, за то, что он, желая от науки доказать Бытие Божие, приводит в пользу этого утверждения только научно слабые данные своего времени.

Ломоносов радостно говорит, что доказательств Бытия Божия в его время гораздо больше, чем было во времена Августина:

О коль великим он (т. е. Августин) восторгом бы пленился
Когда б разумну тварь толь тесно не включал,
Под нами жителей, как здесь не отрицал,
Без математики вселенной бы не мерил!
Что есть Америка напрасно он не верил…
Во зрительных трубах стекло являет нам,
Колико дал Творец пространство небесам.
Толь много солнцев в них пылающих сияет,
Недвижных сколько звезд нам ясна ночь являет…
Коль созданных вещей пространно естество!
О сколь велико их создавше Божество!
О коль велика к нам щедрот Его пучина,
Что на землю послал возлюбленного Сына!
Не погнушался Он на малый шар сойти,
Чтобы погибшего страданием спасти.

Своим философски-проницательным умом Ломоносов видит, что для Творца не существует, конечно, наших маленьких человеческих пределов и масштабов, что Творец выше даже всех наших земных понятий и о «малости» и о «великости» пространственной.

Чем меньше мы Его (т. е. Бога) щедрот достойны зримся,
Тем больше благости и милости чудимся!
Стекло приводит нас чрез оптику к сему,
Прогнав глубокую неведения тьму!
Преломленных лучей пределы в нем не ложны,
Поставлены Творцом; другие невозможны…
Но в нынешних веках нам микроскоп открыл,
Что Бог в невидимых животных сотворил!
Коль тонки члены их, составы, сердце, жилы,
И нервы, что хранят в себе животны силы!
Не меньше, нежели в пучине тяжкой кит,
Нас малый червь частей сложением дивит.
Велик Создатель наш в огромности небесной!
Велик в строении червей скудели тесной!

Что бы сказал Ломоносов в наши дни, когда пред его взором, уже вооруженным не простым, а электронным микроскопом открылись бы новые тайны материи?…

Все это, мы видим, не то, что хотел доказать Прокофьев в своей брошюре о «Непримиримости науки и религии».

Восхваляя Коперника в очень хороших, для своего времени, стихах, Ломоносов говорит, что мы, люди, одаренные разумом,

В безмерном углубля пространстве разум свой,
Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной,
Везде божественну мы мудрость почитаем.
В благоговении весь дух свой погружаем.
Чудимся быстрине, чудимся тишине,
Что Бог устроил нам в безмерной глубине…

Ломоносов гениально убежден, что чем далее наука идет вперед, тем она все больше открывает Божие величие в творении… Так думают и лучшие ученые наших дней.

Для гробницы знаменитого писателя и деятеля Русской Церкви 17-го и 18-го века, прославленного Дмитрия, Митрополита Ростовского, Ломоносов составляет надпись:

«Всемогущий и Непостижимый Бог, чудными искони делами, явил Святую Свою великолепную славу и во дни наши. Новыми чудотворениями в России просиявшего, здесь почивающего святого мужа, преосвященного митрополита Димитрия Ростовского и Ярославского, отдавшее Божие Богу: верою, кротостью, воздержанием, учением, трудолюбием»… Оканчивается эта надпись обращением к людям, ложно верующим и неверующим — одинаково не понимающим духа и сущности религии, видящим в мире лишь одну материальную оболочку вещей: