Время вестников

– И верно, – на губах Транкавеля появилось слабое и мимолетное подобие улыбки. – Но мне нужна твоя помощь. Видишь ли, было бы крайне невежливо уйти одному. Хочу прихватить с собой Беренгарию, но одному мне не справиться. Поможешь?

К чести барона де Шательро, он не только не заорал в голос сакраментальное «Что-о?!», но даже не слишком изменился в лице.

– Ты будешь смеяться, но чего-то в этом роде я и ожидал, – пробормотал он. – Смотрю вот на нашу компанию, цвет, так сказать, крестоносного рыцарства, и все думаю: интересно, хоть кто-нибудь вспомнит, что мы к Беренгарии приставлены не красоты ради, а вроде как королевская охрана? Ведь никто даже не предложил…

– Не в том дело, Серж, – быстро перебил младший Транкавель. – Они не предлагают, потому что не видят беды. Да, думают они, королева Беренгария попала в лапы Комнина, но ведь не по нашей вине, а по прихоти судьбы, благодаря слепому буйству стихии. Что мы могли сделать в виду лимассольской цитадели, на тонущем корабле? Предпочесть, вместе с Беренгарией, героическую гибель позорному плену? Вздор. Даже такой тупица, как Ричард Львиное Сердце, должен это понимать и не станет сильно гневаться на свитских. Деспот Исаак Комнин – темная лошадка, однако не иноверец, не безумец, с ним можно договориться. Значит, никакой серьезной опасности ни нам, ни Беренгарии не грозит. Посидит немного под замком, пока венценосные договариваются об условиях перемирия, и вернется к муженьку с почетом, в целости и сохранности… То есть это они так думают. Но они, боюсь, ошибаются.

– Вообще-то пока все, что я слышу, звучит вполне логично, – вставил Казаков. – Сомневаюсь я, чтобы здешний правитель причинил Беренгарии хоть какой-то вред. А на гнев или милость короля Ричарда лично мне, в сущности, плевать.

– Не советую слишком часто хвалиться последним обстоятельством, – бледно улыбнулся Хайме. – Да, с виду все разумно. Я и сам так думал… до вчерашнего дня. Пока не выступил Оливье со своими речами о «пылком чувстве» и «дьявольском промысле». И вот тогда я заметил… – он невольно покосился на безмятежно дрыхнущего Ангеррана де Фуа. – Ты разве не видел этого? Ты ведь стоял рядом?

– Чего именно? Ухмылку де Фуа? И что в ней особенного? Оливье молол возвышенную чепуху. Старик с ним спорить не стал, но физиономия у него сделалась, верно, ехиднейшая. Так и моя, небось, выглядела ничуть не лучше…

– Не так громко, и обойдемся без имен. Серж, ты, как и все они, только смотришь. А я вижу. Поверь мне, тут дело нечисто. Не знаю, какую игру затеял твой патрон и что ему известно, но он не просто спокоен за нынешнее положение дел – он им доволен. А если этот человек чем-то доволен, добра не жди. Поджог в Мессине помнишь? Помнишь, как ты поджигателей допрашивал? Вот так же он и тогда ухмылялся…

Казаков откровенно почесал в затылке. Надо признать, пущенная Транкавелем «пуля» легла в цель отменно точно – Сергею немедленно припомнился и достопамятный допрос, и последующая беседа «по душам» с интриганом-работодателем, и предостережение Гунтера. Но все же, все же…

– Куда-то не туда тебя занесло, по-моему, – сказал он чуть менее уверенно, чем хотелось бы. – При чем тут мой патрон? Он точно так же сидит в обезьян… под замком, как и все мы. Случись что с Беренгарией, будет отвечать наравне со всеми, а то и похлеще. Ну, может, он даже и доволен – например, что мы не потонули в шторме, а находимся в относительной безопасности, почему нет? Или, по-твоему, шторм – тоже его работа? А?

Хайме отвернулся к бойнице, с преувеличенным вниманием разглядывая низкие тучи и пенные барашки на гребнях волн, и долго не отвечал.

– Шторм – вряд ли, – наконец отозвался Транкавель-младший. Непонятно было, шутит он или совершенно серьезен. – На шторм у него силенок не хватит. Зато подкупить шкипера, чтобы привел корабль куда надо – это запросто. Хороший моряк сможет даже в бурю. Ричард еще в Мессине похвалялся, будто шкипер на «Жемчужине» лучший из лучших. Клепки в трюме распустить, чтоб течь была – вообще плевое дело. Я и сам такое умею.

Казаков в сердцах засопел и неслышно матернулся себе под нос. «М-маги, ети их… колдунцы недоделанные…» Как-то вдруг он ощутил, насколько тихо в зале – помимо их голосов, тишину нарушали лишь возгласы игроков в кости да негромкое бренчание виолы Гонзальконе. Ему сразу расхотелось шептаться дальше в присутствии такого количества чужих ушей, хотя бы они, по уверениям Хайме, и слышали исключительно самое себя. Он тронул Транкавеля за плечо.

– Что-то душно тут, не находишь? Пойдем-ка, подышим морским воздухом…

…На крепостной стене морского воздуха было хоть отбавляй, а еще был дождь, шум волн и тревожные крики чаек. Несмотря на холод и сырость, после затхлого «обезьянника» выйти наружу было сущим удовольствием. Кипрские караульные, впрочем, явно были сыты таким удовольствием по горло и согревались по такой погоде горячим вином где-нибудь под крышей. Во всяком случае, поблизости от заговорщиков не видно было ни одной живой души.