Время вестников

– Складно объясняешь, – продолжил Серж прерванный разговор. Здесь, на безлюдье, можно было говорить в полный голос. – Ну допустим, что у Ангеррана есть какой-то там план, и согласно этому плану мы все сейчас сидим в зиндане…

– Где сидим?! – не понял Транкавель. Стоя между зубцов, он с наслаждением вдыхал полной грудью пряно пахнущий ветер.

– …в камере, в заключении, я хочу сказать. Ну а дальше-то что? Кому и чем выгодно, чтобы с Беренгарией случилась беда? Если никому и она в безопасности, то чего тебе неймется?

Хайме недоверчиво усмехнулся, покрутил головой.

– Странный ты человек, Серж, – сказал он. – Который раз уже замечаю. Порой мне кажется, что ты знаешь и умеешь нечто, человеческому разуму недоступное…

– «Чудо находится в противоречии не с природой, а с нашими знаниями о ней», – блеснул Казаков заемной эрудицией.

– …вот это я и имел в виду. Бывает, ты как скажешь что-нибудь – ни дать ни взять ученый книжник, каких мало. (Казаков, обязанный своими учеными перлами в основном тщательному изучению сборника «Крылатые фразы», скромно потупился.) Но иногда ты ведешь себя и рассуждаешь в точности как несмышленый виллан, отродясь не выезжавший дальше соседней деревни. Например, в тонком искусстве интриги… ну, в этом ты даже не виллан, ты его пятилетний сынишка. Послушай, не перебивай. Известно ли тебе, кто такой Андроник Комнин?

Казаков пожал плечами. Имя было смутно знакомо… ах да, ведь хозяин здешней богадельни – тоже Комнин, только Исаак. Родственник? Брат? Отец? Черт их поймет, местных олигархов.

– Византийский базилевс, – нетерпеливо пояснил Хайме. – Базилевс – это…

– Что такое «базилевс», я знаю, – перебил Казаков. – Ну, и?..

– Андроник заключил соглашение с крестоносным воинством, тем, которое ведет на Восток Фридрих Барбаросса – о том, что беспрепятственно пропустит крестоносцев через свои земли и даже даст им корабли для переправы через Босфор и проводников по Малой Азии. Хоть об этом ты, надеюсь, слышал?

– Теперь слышал, – хмыкнул Сергей. – Нам-то что с того?

– Исаак Комнин, император Кипра, приходится Андронику отдаленным родственником. Они в скверных отношениях, это так, и все же родная кровь. Андроник с удовольствием казнил бы Исаака, попадись тот ему в руки, но – сам. Если же в семейные отношения Комниных полезет кто-либо еще, такое вмешательство будет расценено как повод к войне…

– Это мы понимаем, – вставил внимательно слушавший Казаков. – Свою жену учу как хочу, а соседи не встревай, так?

– Да, похоже. И вот представь себе следующее… Представь, что Ричард Львиное Сердце, придя во всей своей мощи под стены Лимассола, узнаёт, что его возлюбленная супруга Беренгария – находившаяся в заложниках у Исаака Комнина – к примеру, злодейски удушена в своих покоях. Как по-твоему, что сделает Ричард?

– Взбесится, – почти без раздумья ответил Казаков. – Беренгария как таковая этому извращенцу безразлична, но ее смерть, вкупе с пожаром в гавани Мессины, станет оглушительной оплеухой его самолюбию. А поскольку в глазах всего прочего крестоносного рыцарства подобная история выглядит донельзя романтично, то немедля последуют какие-нибудь громогласные обеты в страшной мести вероломным убийцам. То есть Исааку Комнину. Лимассол разнесут по кирпичику, а Комнин… словом, не хотел бы я быть на его месте.

– Вот! – Хайме одобрительно кивнул. – Все-таки, Серж, ты еще не совсем безнадежен. Итак, Кипр захвачен, Лимассол разграблен и сожжен, Исаак Комнин принимает жуткую смерть от рук – или по приказу, что, в сущности, одно и то же – одного из вожаков Крестового Похода. Теперь подумай, как на это ответит его коронованный родич, византийский базилевс. Который, между нами говоря, без того отнюдь не отличается кротостью характера.

Барон де Шательро честно представил последствия и ощущения свои выразил короткой, емкой русской фразой:

– Ох, ни … себе!

– Слов я не понял, но интонацию уловил, – усмехнулся Хайме. – Теперь понимаешь? Это не говоря уже о том, что сделает со злосчастной свитой королевы разъяренный Ричард после штурма. Или перепуганный Исаак до штурма, неважно.

– Твою-то мать, – пробормотал Казаков, до которого наконец дошло в полный рост. – Сплавал, называется, в романтическое путешествие. Да уж, парень, умеешь ты обнадежить… Послушай, но ведь ничего еще не случилось, да может быть, и не случится! Беренгария жива-здорова, этот… как его… Барцелло только вчера говорил…

– Пока не случилось, – сквозь зубы произнес Транкавель-младший. – Может быть, и не случится. Хочешь дождаться, посмотреть? Может, еще об заклад побьемся?

– Ч-черт, – от избытка чувств Серж засадил кулаком в стену, зашипел от боли, затряс рукой. – Ты прав, тут игра такая – или пан, или пропал… Не понимаешь? Ну и ладно… Но, погоди-ка! Самое главное забыли! Ангеррану все это зачем? Он ведь точно так же заинтересован в успехе Крестового Похода, как и все прочие, разве нет?