Собственно, и миссии-то никакой не предвиделось. Он, человек будущих времен, оказался тут, в любимом им когда-то Средневековье, совершенно не при делах. Силы Света и Тьмы который месяц ничем не напоминали о себе, бросив обер-лейтенанта фон Райхерта на произвол судьбы. Друзья и соратники отдалились, занятые насущными делами и проблемами. Верный Люфтваффе, «Юнкерс-87 В2», тихо ржавел в неприметном овраге на склоне подернутой осенним золотом Этны.
Перед отплытием с Сицилии мессир Райхерт выкроил пару дней, совершив в одиночестве вылазку в захолустную деревушку Джарре. Самолет, неоспоримое и наглядное доказательство того, что жизнь в двадцатом веке не пригрезилась Гунтеру во сне, стоял на прежнем месте, накрытый маскировочной сетью и пожухлыми ветками. Бомбардировщик существовал, бесполезныйи бескрылый, с пустыми и высохшими топливными баками. Но, даже если бы имелся запас бензина, только ненормальный попытался бы взлететь, разбегаясь по кочковатому и каменистому склону. Через два десятка метров крылатая машина клюнула бы носом, зарылась перекошенным крылом в землю и с грохотом развалилась на груду деталей.
Мессир фон Райхерт вскарабкался в кабину. От прошедших дождей плексигласовый колпак стал мутным и грязным. Былой авиатор посидел перед приборной доской, рассеянно глядя на тусклые циферблаты, застывшие стрелки и неподвижные рычаги, пальцами выбивая на подлокотнике кресла мелодию марша «Стальные крылья». Выбрался наружу, тщательно поправив маскировку и зачем-то проведя рукой по символу эскадры StG1 на обшивке – задорному черному петушку на желтом с красными уголками щите. Теперь это прошлое. Ушедшее навсегда. Откуда-то пришла уверенность, что ему никогда больше не доведется поднимать «Юнкерс» с бортовым номером из двух счастливых семерок в небо. Самолет останется тут, на Сицилии. До того несчастливого дня, когда на него наткнутся местные крестьяне и спалят жуткое железное чудовище от греха подальше.
Вздохнув, обер-лейтенант подошел к привязанной неподалеку лошади, запрыгнул в седло и уехал, запретив себе оглядываться. Бесполезно сожалеть, бессмысленно надеяться, что все вернется на круги своя. Отныне он – барон Мелвих, владелец не приносящего дохода манора на севере Шотландии, небогатый дворянин без сюзерена и формальный крестоносец. Именно теперь, спустя несколько месяцев после начала лихой эскапады, Гунтеру пришло в голову, что никто из распавшейся компании не прошел официального обряда посвящения в пилигримы, с публичным вручением креста, посоха и сумы. Впрочем, в армии Ричарда хватало «крестоносцев без креста», не принимавших обета и примкнувших к походу либо в надежде на богатую добычу, либо искренне желающих освободить Иерусалим из рук неверных.
Трудный морской переход Мессина – Кипр дался Гунтеру несколько легче, чем его приятелям. Тяжеловесный и тихоходный неф «Святая Клеменция», где собрались уроженцы Великой Римской империи, еще в самом начале плавания оказался в арьергарде эскадры. Появившийся на пути Крит предусмотрительный капитан «Клеменции» обогнул на с юга, как поступило большинство спешивших вслед Ричарду кораблей, а с севера. Гористый остров прикрыл неф от налетевшего из Африки свирепого шторма, разметавшего армаду крестоносцев от Родоса до Анталийского залива.
К берегам Кипра мессир фон Райхерт и его соратники по плаванию прибыли почти с трехдневным опозданием. Зато судно пребывало в целости и сохранности, пассажиры не маялись жестокими приступами морской болезни, и ни одна из размещенных в трюме лошадей не пала от жестокой качки.
Правда, все любопытное на Кипре произошло без них. Гунтер застал самый финал драмы: воссоединившихся после разлуки венценосных супругов, ударившегося в бега кипрского деспота и высадившихся в Лимассоле крестоносцев. Цитадель сопротивлялась недолго, после бегства Исаака Комнина открыв ворота франкам.
Это историческое событие произошло утром, за несколько часов до того, как «Клеменция» бросила якорь в тесной гавани рядом с другими кораблями крестоносной флотилии. Бурлящий, встревоженный, наполненный сходящими на берег чужаками городок передавал из уст в уста слухи о проявленной Ричардом Львиное Сердце доблести и отваге, и о том, как была вырвана из рук врагов прекрасная Беренгария Наваррская.
«Ну конечно, чего еще ожидать от Ричарда, – брюзжал про себя фон Райхерт. – Он, как всегда, готовый персонаж рыцарского романа. Весь в белом, безупречен, бесстрашен и безденежен. Но что такое приключилось с Беренгарией? Исторически, если мне не изменяет память, она, дрожа от страха, просидела неделю на своем корабле посреди гавани, а Комнин ежедневно слал к ней послов с дарами, уговаривая сойти на берег».