Время вестников

Лимассол оказался слишком мал, чтобы вместить почти двадцатитысячную армию освободителей Гроба Господня. Крестоносцы разбили лагеря на окрестных холмах, расцветив их пестрыми флагами с множеством гербов, палатками и круглыми шатрами. Само собой, не обошлось без грабежей, насильственного отчуждения собственности и срочной реквизиции найденных сокровищ на пользу великого богоугодного деяния.

Денежных средств обер-лейтенанта вполне хватило бы на то, чтобы снять пристойное жилье в городе и нанять парочку слуг – ухаживать за лошадью, готовить еду и обслуживать господина барона. Тем самым он избавлялся от необходимости толкаться вместе со всеми в переполненном лагере. Но душевная апатия, завладевшая мессиром фон Райхертом, сделала его равнодушным к бытовым неурядицам. Даже жизнь в казенном шатре, рассчитанном на пятерых благородных шевалье и их прислугу, казалась вполне сносной.

Средневековое бытие в своем обыденном облике ничуть не отличалось от жизни любой армии, размещенной на открытом воздухе. Круглосуточно дымящие костры, вонь жарящегося мяса, ржание лошадей и окружающее этих полезных животных благоухание. Сотни раз пересказанные анекдоты и сплетни, споры из-за задержанного жалования и невыплаченных долгов. Неизменная толпа рядом с шатром ростовщиков-ломбардцев, где закладываются и перезакладываются взятые в Поход фамильные реликвии, трофейные драгоценности и парадные доспехи с золотой насечкой. Может, где-то и существовали те светочи духа, создававшие богословские трактаты, намного опередившие свое время, но в Третьем Крестовом походе они точно не участвовали. Скорее всего, ученые мужи пребывали в уютных и хорошо укрепленных монастырях, беседуя по вечерам у горящего камина с такими же философами от религии.

«В монастырь податься, что ли?»

От тоски и безделья Гунтер скучал и тихо зверел. Соратники по великому Походу, даже те, чей возраст приближался к солидной дате в тридцать и сорок лет, вели себя, точно хвастливые подростки тринадцати-четырнадцати лет. Мессир фон Райхерт никак не мог взять в толк, притворяются они или в самом деле таковы. Все указывало на то, что ни о каком притворстве здесь и речи не заходило. Его сотоварищи были истинными детьми Средневековья – жестокими, чрезмерно религиозными и догматичными, охотно верящими любой чепухе, сказанному слову и данному обещанию. Благородные шевалье отправились спасать свои души и вызволять Гроб Господень из рук неверных, а все остальное их мало занимало. Гунтеру казалось, его занесло в огромный бивак скаутов-переростков. Энергичных, говорливых и не видящих дальше собственного носа.

К тому же германца навязчиво беспокоила еще одна проблема – отсутствие подходящего женского общества. Собственно, женщин в лагере хватало. Гулящие девки из любого города на побережье Средиземного моря – европейского, сарацинского или иудейского. Невесты, сопровождающие женихов-крестоносцев, и почтенные матроны, отправившиеся в дальнее паломничество вместе с воинственными супругами. Возникшие невесть откуда ахайские и византийские леди, подходившие под определение «гетер» – миловидные, приятные в общении и весьма высоко ценящие свои услуги.

Флирт с замужней дамой или нареченной какого-нибудь рыцаря Гунтера не прельщал. В таком многолюдном месте полно любопытных глаз и доносчиков. Не хватало еще влипнуть в скандал, став жертвой разъяренного супруга, превратившегося из крестоносца в рогоносца. Дешевыми девицами обер-лейтенант, потомок старинного рода, брезговал. Не говоря уж о том, что любая из них прятала под юбкой целый букет заболеваний, могущих привести в этом необразованном времени к скоропостижной кончине. Или, что было бы еще хуже, к долгой и мучительной агонии.

Оставались куртизанки. Свести близкое знакомство с дамой полусвета шевалье фон Райхерту мешала врожденная немецкая экономность. Знакомство подразумевало достаточно длительную связь и денежное содержание подруги. Гунтер уже вволю наслушался историй о том, как очередная «византийская патрикия» ловко лишила графа такого-то и барона сякого-то фамильного состояния. Лучше уж в одиночестве, зато с сохраненными деньгами, которые позже пойдут на обустройство заслуженного земельного владения.

«Может, продать этот грешный Мелвих? – размышлял неудачливый шотландский барон. – Или выменять на что-нибудь более пристойное, в Аквитании или Лотарингии? Только где сыскать идиота, готового обзавестись десятком акров каменистой земли на северном побережье Шотландии?»

Жизнь, еще недавно бившая ключом и сулившая захватывающие приключения, оборачивалась стоячим болотцем.

Спустя несколько дней после высадки и захвата Лимассола пришло известие о том, что Исаак Комнин вкупе с небольшой дружиной и императорской казной укрылся в Епископи, небольшой римской крепости в двадцати лигах к западу от гавани. Кликнув верных сподвижников и не имея терпения дождаться, когда неповоротливая армия сдвинется с места, Ричард умчался преследовать коварного деспота.