Казаков с невероятным трудом разлепил глаза, и окружающий мир показался настолько мерзким, что захотелось провалиться обратно в тёплый чёрный омут без сновидений и плавать в нём как можно дольше. Во рту и горле непереносимая сушь, слабость такая, что любое движение требует весьма значительных усилий, рука сильно болит… Что же такое стряслось? А, вспомнил. Хорошо, что удалось довольно дёшево откупиться от искушения поучаствовать в войне двенадцатого века. Десяток сантиметров правее — и арбалетный болт пробил бы лёгкое или сердце. Повезло. В каком-то смысле.
Что же было потом? Правильно, они с Гунтером приехали в монастырь, перепугали Беренгарию, а дальше? Дальше был полулитровый бокал смеси красного вина со спиртом, принятый на голодный желудок и после изрядной потери крови. Как следствие — антероградная амнезия.[5]
Никаких воспоминаний.Он поднял гудящую, словно гонг в буддийском храме, голову, и попробовал осмотреться. Ложе устроили на сундуках с тамплиерским золотом. Вместо простыней — окрашенный в пурпур шёлк. Небось, Беренгария пожертвовала. Внизу что-то мягкое и чувствуется запах сухой травы — монастырский тюфяк, принесённый святыми сёстрами. Сквозь высокое окно пробивается золотисто-голубой свет, значит, давно утро. На одном из стульев у стены кто-то сидит.
— Ваше высочество? — просипел Казаков. — Это вы?
— Нет, пресвятая Мария Магдалина, утешительница и целительница.
— Кажется, это вам однажды сказали — «иди и не греши»?
— Если вы проснулись и начинаете острить, значит, мессир фон Райхерт переоценил тяжесть вашей раны, сударь, — сухо ответила принцесса. — Пожалуйста, попробуйте не шевелиться лишний раз. После ночного приключения сёстры Мария и Клара от хвалитн до утрени отмывали пол от крови. Вашей, между прочим. Не понимаю, как в человеке может умещаться такое количество этой жидкости? Кстати, о жидкостях! Давайте я помогу вам сесть.
— Сам, — буркнул пострадавший и, стараясь не тревожить левую руку, попытался прислониться спиной к прохладной каменной стене. — Подайте кувшин или я умру от жажды, а в моей безвременной гибели обвинят вас.
Беренгария отнюдь не шутила, когда говорила, будто многое повидала в своём горном королевстве. Отец, король Санчо, несколько раз брал принцессу на войну с маврами, она присутствовала на множестве турниров, а во время битвы наваррцев с кордовскими сарацинами при Сарагосе даже помогала монахам и рыцарям-госпитальерам обихаживать раненых. Между прочим, любая благородная девица и прекрасная дама обязана быть знакомой с целительским искусством, это непременная составляющая хорошего воспитания. Если поблизости нет образованных священников, уход за мужьями, братьями или отцами, пострадавшими в непрестанных сражениях, возлагается на любящих женщин. Гунтер, посмеиваясь, как-то говорил Казакову, что почти не сомневается в жульничестве со стороны рыцарей — они, мол, нарочно калечатся, чтобы внимание прекрасных дам не ослабевало…
Разумеется, принцесса с помощью сестёр бенедиктинской обители загодя приготовила множество напитков, по совету келаря изрядно сдобренных лимонным соком.
— А можно… — Казаков выхлебал первый кувшин и подозрительно оглядел остальные, — можно попросить вина? Кислого? Голова жутко болит… Гунтер меня вчера опоил своим… spirtyagoy.
— Чем? — переспросила Беренгария. — А, кажется, поняла! Этим жутким пойлом, которое вы привезли с собой? Но зато вам не было больно, сударь. Вот вино. Вам оно тоже будет полезно.
— Не было больно, — бурчал оруженосец, маленькими глотками цедя перебродивший виноградный сок. — Вы хоть видели, что он делал? Я Гунтера имею в виду.
— Видела. Сначала мессир фон Райхерт… — принцесса неопределённо пошевелила пальцами. — Вначале он почистил вам… царапину, потом взял у меня иголку и начал зашивать. Я знаю, сарацины давным-давно научились шить раны, это искусство переняли некоторые европейцы, но увы, весьма немногие — например, рыцари Святого Иоанна, побывавшие в Палестине. Я сама не умею.
— Потом что-нибудь делал? — последовал настороженный вопрос.
— Вот, — Беренгария осторожно подняла двумя пальцами со стола использованный шприц-тюбик. — Сказал, будто это арабское снадобье. Чудно… Пузырёк из очень странного материала.
«Ещё бы ты видела пластик, — подумал Казаков. — На всякий пожарный все использованные инструменты из моей аптечки придётся уничтожать, чтобы не вызывать лишних вопросов. Пусть Гунтер и говорил, что инквизицию ещё не придумали, но всё равно —