Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Шотландец послушно заткнулся. Про себя он отметил, насколько скверно выглядит его покровитель — осунувшийся, с залёгшими под глазами коричневыми глубокими тенями и примёрзшей к лицу маской скучающей вежливости. Кельту не требовалось задавать лишние вопросы, он и так знал причины, по которым тирский барон впал в столь плачевное состояние. Превосходная, обширная сеть лазутчиков, созданная трудами д'Ибелена, улавливавшая как дворцовые, так и городские новости, исправно снабжавшая Тир разнообразными и полезными сведениями, теперь зияла огромнейшими дырами и прорехами.

Дугал лично проверил многие из звеньев умолкшей более месяца тому назад цепи, обнаруживая в условленных местах то обгоревшие руины, то людей, въехавших сюда пару седмиц назад, то компании бездельников с подозрительно шныряющими по сторонам глазами. Сеть объединяла людей самых разных положений и титулов, от нищих и торговцев, до служащих канцелярии градоправителя и придворных Палатия — и большинство из них постигли внезапные и трагические неприятности. Здание, возведённое Ибеленом, угрожающе раскачивалось, угрожая рухнуть и придавить своими обломками оказавшихся поблизости неосторожных.

Посидев немного в молчании, Амори перевернул кувшин над бокалом, но из горлышка вытекли только несколько запоздалых капель. Под беззвучное проклятие сосуд улетел в дальний угол, оставшись лежать там горсткой осколков, а барон потянулся за следующим.

— Напиться, что ли? — тоскливо вопросил он то ли у Дугала, то ли у безответной мраморной девы. — Так ведь ничего не изменится… Поверить не могу — как, как проклятый Дигенис добился таких поразительных успехов? Все сходится на том, что он одержал верх по чистейшей случайности. В его руках оказался один из моих людей. Знавший немногое, но всё-таки знавший. Его выпотрошили, точно рыбу на прилавке — и, пользуясь полученными сведениями, схватили тех, с кем он вёл дела. Те, в свою очередь, указали своих знакомцев и подельщиков, а в итоге, в итоге…

Способность долго предаваться отчаянию отнюдь не являлась основной чертой характера д'Ибелена. Правая рука Конрада Монферратского встряхнулся, подхватил с блюда серебряную палочку с нанизанным на неё местным лакомством — вываренными в меду персиками. Откусил кусочек и, жуя, отрывисто бросил:

— Новости есть?

— Только скверные, — в нескольких словах скотт описал свои последние встречи и визиты, уныло подытожив: — Куда бы я ни заглядывал, мне были не рады.

Амори меланхолично покивал, размышляя о чём-то своём, и внезапно хлопнул ладонью по широкому подлокотнику кресла. Не ожидавший столь резкого и громкого звука Дугал чуть вздрогнул, вопросительно уставившись на работодателя.

— Ты ведь знаешь, что византийский кесарь заключил мирный договор с Барбароссой? — спросил д'Ибелен привычным деловитым тоном. И сам себе ответил: — Наверняка знаешь. Об этом, по-моему, только глухой не слышал. Андроник сулил крестоносному воинству проводников, провизию и корабли для переправы через Босфор. Соглашение подписывали в прошлом году, при посредничестве мессира Конрада… Теперь слушай внимательно, — Амори слегка наклонился вперёд, что для него было равнозначно сильнейшему душевному волнению. — Через два-три месяца германцы пересекут границу Византии. А я только сейчас удостоверился в том, что кесарь не намерен выполнять им же предложенные условия!

— Бывает, — осторожно высказался Дугал. — Мнение сильных мира сего переменчивее ветра. Хотелось бы только знать, отчего ему вдруг вздумалось разорвать соглашение… Кстати, ваша милость, вы видели его?

— Соглашение?

— Императора.

— Видел, — отмахнулся д'Ибелен, словно речь шла о чём-то незначащем. — Седмицу тому. Роскошная парадная аудиенция в лучших византийских традициях, аж в глазах рябило от золота на пурпурном фоне. А почему он передумал…

Амори опрокинул свой кубок, с сомнением покосился на каменную богиню, на забранные позолоченной решёткой тёмные отверстия отдушин и сливов, и негромко произнёс:

— Если хочешь знать моё мнение, оно таково: базилевс повредился рассудком. Под бременем прожитых лет, от здешних хитроумных интриг или ещё от каких причин — не ведаю и знать не хочу. Сам понимаешь, это не первые в моей жизни переговоры, я вроде бы уже навидался всякого. То, что происходит в Палатии… Оно не идёт ни в какое сравнение с тем, что творилось в Иерусалиме или при Тивериаде. Тогда я был уверен, что мои собеседники, враги они или союзники — люди разумные, сознающие смысл своих слов. Сейчас же… сейчас я представления не имею, как вести дело с человеком, облечённым императорской властью, но не имеющим власти над собственным разумом! Он говорит одно, спустя миг — иное, и, что ужаснее всего, я не в силах отличить, в какой миг берёт верх безумие, а в какой он просто насмехается над растерявшимся франком! Закончился приём тем, что меня крайне вежливо, но непреклонно вытолкали вон, настоятельно присоветовав поскорее вернуться в Тир!