Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Спустя добрых две с половиной седмицы после встречи франкского и ромейского заговорщиков в храме чудотворца Николая, в многолюдном, исполненном всяческой суеты Константинополе произошло маленькое неприметное событие. Одно из тысяч, вплетённых в ткань бытия огромной имперской столицы.

Выкрашенная в синий цвет плоскодонка-хеландион, шлёпая днищем о невысокие волны и поднимая снопы брызг, на закате шла вдоль обрывистых берегов Палатийского мыса. Совершив несколько маневров, лодчонка проскользнула мимо выходивших к морю участков крепостной стены и причалов, где покачивались пёстро разукрашенные прогулочные галеры. Над квадратными зубцами стен трепетало пламя факелов и порой смутно поблёскивали шлемы дозорных.

Столетиями могучие стены и башни честно защищали Палатий от нападений врагов с моря. Однако постепенно укрепления, как и многое в Империи, обветшали, а денег из казны на починки и ремонты отпускали всё меньше и меньше. Где-то стены едва-едва поддерживали в пристойном состоянии, где-то высадили на былом крепостном сооружении деревья, превратив бастионы в сады над морем.

Хеландион лихо развернулся носом к берегу, надутый парус хлопнул, опадая. Разогнавшаяся посудина приблизилась к участку побережья, считавшемуся неприступным — мелководному, усеянному как естественными скалами, так и хаотически разбросанными гранитными глыбами.

Приплывший на судёнышке человек свернул парус, убрал невысокую мачту и извлёк из-под скамьи пару вёсел. Расталкивая шипящую воду носом с парой нарисованных глаз, лёгкий хеландион углубился в лабиринт проходов между скалами. Кое-где лодка скребла боками по соседним камням. Угрюмо ругаясь себе под нос, человек отпихивался вёслами от очередной острой глыбы, неожиданно вынырнувшей из пенящейся воды. Несколько раз гребец осторожно поднимался в шатающейся лодчонке на ноги и озирался, выискивая указанные ориентиры.

Протиснувшись между очередными валунами, хеландион достиг узкого извилистого пролива с более глубокой и спокойной водой. Над головой гребца уступами поднимался обрывистый берег, поросший сорной травой и схожий в ночи с тёмной грозовой тучей. Ещё десяток взмахов вёслами — и плоскодонка, которая должна была с размаху уткнуться в неприветливые скалы, словно погрузилась в них, исчезнув из вида.

На самом деле она, конечно, никуда не исчезала, а нырнула в поднимавшуюся от поверхности воды длинную и узкую вертикальную расселину, шириной как раз для маленькой лодки. Среди знающих людей это место было известно под названием Трещина. Повозившись и чертыхаясь, человек зажёг припасённый фонарь, установив его на носу лодки. В прыгающих оранжевых лучах открылись сходящиеся над головой стены созданной природой пещерки, сочащиеся водой. Белёсые каменные выступы напоминали клыки замурованных глубоко под землёй сказочных чудовищ.

Осторожно скользя по нерукотворному проходу, лодка приблизилась к явственному творению рук человеческих. К берегу жался маленький деревянный причал с вбитыми в брёвна позеленевшими медными кольцами. К двум были привязаны лодки, родные сёстры новоприбывшей плоскодонки. За пристанью виднелся прорубленный в диком камне тёмный проём.

Незваный гость подвёл хеландион вплотную к причалу, привязав верёвку к одному из пустующих колец. Выбрался на пристань, осмотрелся и одобрительно присвистнул — константинопольские «ночные рыбари» неплохо обустроили своё логово. Под самым, можно сказать, носом у базилевса и его сыскарей.

Человек пару раз подпрыгнул на месте, охлопал висевшую через плечо кожаную ленту с метательными ножами и иные колючие сюрпризы, запихнутые за голенища сапог. Ничто не звенело, не брякало и не угрожало вывалиться в самый неподходящий момент. Прихватил с собой фонарь, визитёр Палатия зашагал по каменному коридору, не забывая порой наклонять голову — под потолком кое-где были установлены балки-распорки. Как ему и говорили, шагов через двадцать ход начал понижаться. Пришлось сперва сгорбиться, а потом и вовсе встать на четвереньки.

Неуклюжее передвижение ползком завершилось у бронзовой решётки, тяжёлой и круглой. Позеленевшая и обросшая наростами решётка плотно примыкала к камню и была заперта аж на целых три устрашающего вида фигурных замка, расположенных по окружности. Отставив в сторону фонарь, человек приспособился, упёрся плечом и, кряхтя, откатил преграду в сторону — та оказалась фальшивой, ни один из грозных замков не был заперт.

За решёткой тянулся новый коридор: сводчатый, облицованный изъеденными временем известняковыми плитами. Внизу, у самых ног, с тихим чавканьем густо струилась вода, образовывая небольшие водовороты и волоча с собой неприглядные комки, тряпки и иные отходы жизнедеятельности многолюдного Палатия. Над водой нависала узенькая, в пару ладоней шириной, каменная дорожка, скользкая от наросших на ней водорослей. Человек осторожно зашагал вперёд, освещая дорогу фонарём, грозившим скоро погаснуть, и стараясь дышать пореже — здешних воздух наполняли скопившиеся за столетия миазмы.