Сейчас монаха ордена святого Бенедикта Нурсийского можно встретить в любом королевстве Европы, «Правила» доработали самые выдающиеся люди, создав новое течение внутри ордена, как, например, аскетическое цистерианское направление Бернара из Клерво, и вдобавок появились монастыри для женщин.
Именно такая обитель, стоявшая почти в центре Мессины, стала в октябре 1189 года штаб-квартирой нескольких авантюристов, каждый из которых преследовал свои особенные цели. Мать-настоятельница, взыскательная и суровая аббатиса Ромуальдина Кальтаниссеттская, после первой недели постоянных хождений всяких подозрительных личностей в принадлежащий монастырю странноприимный дом, только рукой махнула на непрошеных постояльцев. Что с них взять — миряне…
Казакова разбудили, причём весьма непочтительно. После многоумной беседы с Беренгарией о древнеримской литературе он покопался в аптечке, взял один из четырёх оставшихся флаконов с антибиотиками, грустно осмотрев поредевшие ряды шприцов-тюбиков, ввёл его себе в бедро, а когда принцесса вместе с камеристкой мадам де Борж отправилась в церковь, незаметно уснул, сопровождаемый весьма неприятными мыслями. Его начинало познабливать, а рука покраснела. Значит, воспаление всё-таки имеет место быть, а чего вы, собственно, хотите? Неизвестно, в какой грязи валялись арбалетные стрелы и вдобавок неясно, сумел ли Гунтер как следует почистить рану. Цефрана, кстати, надолго не хватит, что хуже всего…
— Сударь! Чёрт вас задери, какие нормальные люди дрыхнут в полдень? А ну, поднимайтесь!
Тычок в спину, причём чувствительный. На такое хамство следует отвечать самыми решительными действиями. Казаков попытался как следует пнуть наглеца и даже коснулся пяткой его одежды, но тот успел отскочить.
Господин оруженосец повернулся, протирая глаза большим пальцем правой руки, и, не сдержавшись, выдал несколько выразительных русскоязычных фонем.
Прямиком на Казакова радостно скалился ясноглазый седой старикан с обветренным лицом, чуточку похожий на состарившегося Рутгера Хауэра. Ангерран де Фуа собственной персоной.
— Значит, отдыхаете?
Мессир Ангерран критически осмотрел стол, забитый частью опустошёнными, частью полными кувшинами с прохладными травяными отварами и лёгким вином, но почему-то потянулся к Гунтеровой деревянной фляге. Уж непонятно, чем она прельстила рыцаря из Палестины, но Ангерран смахнул пробку и, не нюхая, хлебнул.
— Пресвятые небеса! — результат не заставил себя ждать. Когда человек запросто делает огромный глоток спирта, причём неразведенного, а самого что ни на есть чистого, глаза лезут на лоб и перехватывает дыхание. Мессир де Фуа откашлялся, вытер потёкшие из глаз слёзы и вопросительно уставился на Казакова: — Это какая-нибудь особая византийская отрава? Приберегаете на крайний случай?
— Сгущённое вино, — прокряхтел Сергей, усаживаясь. — Вещь весьма полезная. Вы разве никогда не видели… spiritus?
— Spiritus? В смысле, Святого Духа? — не понял Ангерран. — Нет, белый голубь меня ещё не осенял своими крыльями.
— Я не о том, — поморщился Казаков. Палестинец не понял игры слов, ибо в латыни «спирт» и «дух» обозначались одним словом. — Не Spiritus Sancti, а spiritus vini. Винный дух, понимаете?
— Нет, — помотал головой де Фуа. — У вас ещё есть такая фляжка?
— Где-то должна заваляться. Если хотите, эту можете взять себе. Понравилось?
— Апельсинчиком бы закусить… — Ангерран до сих пор кривился. — Ядрёная вещица, всю глотку обжёг. Итак, мой дорогой мессир Серж, я могу осведомиться, почему вы валяетесь здесь, когда происходят столь интересные события? Вы же взялись мне помогать. Свои четыре безанта за седмицу надо отрабатывать!
— Да вот, — немного смутившись, замялся Казаков. Он, конечно, не забыл, что Элеонора Аквитанская порекомендовала его Ангеррану в качестве помощника и Сергей, выполняя свои нехитрые обязанности, несколько дней назад отнёс по просьбе рыцаря несколько писем. Но теперь бездеятельность оправдывается уважительными причинами. — Я, сударь, вчера немного поразвлёкся на Северной башне…
— То-то у вас рука замотана, я смотрю, — деловито нахмурился седой. — Чем ранили, клинком?
— Арбалет, — вздохнул Казаков.
Его состояние отнюдь не улучшилось, а, наоборот: Сергей чувствовал, как растёт температура, а кожа на левой руке покраснела почти до ладони. Хочется спать и пить. Скверная ситуация. Не иначе, поганцы-англичане всё-таки мазали свои стрелы чем-то весьма пакостным. Как бы приключения в двенадцатом веке на том и не закончились — сепсис штука крайне неприятная, к тому же, если общее заражение началось, делать что-либо поздно. Между прочим, Ричард Львиное Сердце умер (то есть