Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

К сдержанному неудовольствию германца, безвылазно околачивавшийся в Лимассоле Казаков тоже возжелал походной романтики. В отличие от фон Райхерта, русский и его новый приятель де Борн отправились в недалёкое путешествие со всеми возможными удобствами — в поместительном фургоне королевского обоза. Жизнерадостная парочка умудрилась ещё и приятельниц с собой прихватить, лимассольских куртизанок. Чтоб не скучать в дороге, надо полагать.

15 — 20 декабря.

Никосия и окрестности.

Для простодушных и буйных нравом подданных Эдварда Шотландского война стала прекрасной возможностью совершать подвиги, а затем многословно и красочно бахвалиться ими друг перед другом. Заодно кельты не упускали случая разжиться трофеями (захватив оные в честном бою, выменяв или просто стянув), подпалить что-нибудь и устроить добрую тризну в честь достигнутой победы. Если же одержать победу не удавалось, гулянка была призвана подсластить горечь поражения и послужить подъёму боевого духа в следующем сражении.

В общем, доблестные шотландские воины ничем не отличались от прочих рыцарственных собратьев по оружию. Разве что управляющий Никосии их единственных из всей армии Ричарда вежливо попросил удалиться из города и подыскать место для лагеря где-нибудь неподалёку. Иначе, мол, добрые горожане пугаются, думая, что Никосию захватили язычники-варвары. У одной почтенной матроны, пребывавшей на сносях и вечером столкнувшейся в переулке с тремя отважными крестоносцами, случился выкидыш. А из десяти городских трактиров уцелели только три, самых захудалых и расположенных на окраине.

Шумно возмущавшиеся скотты не рискнули возражать собственному правителю, принцу Эдварду, собрали невеликий скарб и перебрались за городские стены. Там они привычно растянули несколько десятков холщовых палаток, сколотили и расставили под навесами деревянные столы, соорудили коновязь, на чём сочли устройство бивака завершённым. По исконной горской неприхотливости в большем они и не нуждались.

К навязавшемуся в соратники германцу уроженцы королевства Шотландского относились с дружелюбной снисходительностью. Охотно приглашали за общий стол — отчего Гунтер изрядно сократил свои расходы на пропитание — делились свежими новостями и зазывали наведаться как-нибудь в дарёный Мелвих.

— Ребята шумные, но компанейские, — высказался Казаков, заявившись как-то проведать германца. — Смахивают на ораву поклонников экстремального вида спорта. Альпинистов там, парашютистов или напрочь свихнувшихся автогонщиков. Только у них увлечение — война и пьянки. Я на них Берти натравлю. Мы как раз новую балладу состряпали. Невыносимо мра-ачную и готишную. Им наверняка понравится.

— Вы что, уже и баллады вместе сочиняете? — устало поразился мессир фон Райхерт. Тому, что Бертран де Борн превратился в устах русского в «Берти», он не удивился. Серж обожал сокращать вычурные имена своих знакомцев. В особенности от него досталось Плантагенету, ибо Казаков в приватных беседах не величал английского короля иначе, чем Полоумный Рыцарь Дикки. Трепет перед вышестоящими и историческими личностями в нём отсутствовал начисто.

— Угу, — хмыкнул Серж. — При всём таланте Берти недостаёт полёта фантазии и свеженьких идей. Знаешь, возникает до чёртиков интересный эффект, если переложить песни моего времени на здешнее наречие и здешние понятия. С аналогиями, правда, тяжко, но ничего — выкручиваемся.

Представив возможный итог эдакого совместного «творчества», Гунтер тихо ужаснулся. Как показало будущее, германец был абсолютно прав.

Исполненная мессиром де Борном сирвента на первый взгляд ничем не отличалась от избитых средневековых сюжетов. Отважный рыцарь собирается в поход на дракона и храбро преследует мерзкую тварь. Всё бы ничего, кабы не последний куплет, где выясняется, что рыцарь и дракон есть одно существо, проклятое и обречённое столетиями гоняться за собственным хвостом.

В наступившей тишине стукнула о дощатый стол чья-то с силой поставленная кружка. Тихо сидевший в уголке импровизированного трактира отче Лабрайд кротко заметил, что не берётся судить светское искусство, однако ж мессиру Бертрану лучше впредь воздерживаться от сложения и исполнения подобных песен. Так сказать, во избежание. Де Борн обиделся на такое непризнание своего таланта, Казаков же легкомысленно махнул рукой: не беда, завтра сочиним новую.

Мессир фон Райхерт, приговоривший уже пятую не то шестую кружку слабенького местного пойла, был склонен относиться к миру дружелюбно. Как убедительно доказала практика, обильные ежевечерние возлияния были единственным средством примирить обер-лейтенанта с окружающей реальностью. К третьему кувшину Гунтеру становилось всё равно, в каком веке он пребывает. Барон Мелвих почти искренне хохотал над россказнями собутыльников, пусть и понимал в них одно слово из пяти.