— Интересные инструменты, сын мой, — сестра Мария любопытно поглядывала на аптечку. — Никогда ничего подобного не видела.
— Сарацинские, — нашелся Гунтер. — Арабы — великие лекари.
— Хоть и язычники, — вздохнула монахиня. — У нас в обители хранится книга переводов благороднейшего Авиценны, но даже он не упоминал о таких… таких пузырьках с иглами.
— Последнее изобретение, — проворчал германец, захлопывая крышку аптечки. — Беренгария, вы устали?
— Ничуть, — отреклась наваррская принцесса. — Я отлично выспалась днем, делать все равно нечего.
— Как только очнется, — Гунтер глянул на Казакова, — вливайте в него как можно больше жидкости. Святые сестры, кроме вина, в монастыре есть еще что-нибудь попить?
— Виноградный сок, — быстро ответила Мария, а Клара Болонская робко дополнила:
— Настои разные… Облепиха, мята, чабрец… Я схожу к сестре травнице. В госпитале монастыря уже полтора десятка раненых, травница варит составы беспрерывно. Мы рады будем помочь благородному шевалье.
— Отлично, — кивнул Гунтер. — Я приду после рассвета, если ничего особого не случится. Сэр Мишель остался на Северной башне, я за него беспокоюсь.
— Вы… Вы меня бросаете одну? — наклонила голову принцесса.
— Ничего подобного. Сестры Мария и Клара не покинут вас, так ведь?
Монахини дружно кивнули.
— Если боитесь остаться без защиты… Кстати, ваше высочество, а почему ушел мессир Ангерран де Фуа? Ах, у него дела в городе? Очень благородно… Не беспокойтесь, если англичане прорвутся в Мессину, вы под защитой святой Матери-Церкви и, кроме того, вы невеста Ричарда.
— Ричарда, — вкрадчиво сказала Беренгария, и взгляд принцессы стал откровенно злорадным, — вскоре ждет ба-альшая неприятность… Аббатиса Ромуальдина вчера беседовала со святейшим Папой. Английскому королю дано три дня для того, чтобы он одумался. Затем наш пресвятой отец Климент будет вынужден отлучить его от Церкви…
— Не уверен, что мы продержимся три дня, — мрачно сказал Гунтер и, слегка поклонившись принцессе, шагнул к выходу из покоев, предоставленных монастырем вдовствующей королеве Элеоноре и дочери наваррского венценосца Санчо Мудрого. — Не прощаюсь, ваше высочество. Надеюсь, утром появиться вместе с живым и невредимым сэром Мишелем.
На дворе стояла почти непроглядная темнота — только что отзвонили хвалитны. Гунтерова лошадь скучно топталась в полном одиночестве у коновязи и тихонько взвизгнула, когда подошел хозяин. Германец проверил оружие: неудобный и почти бесполезный во время штурма стены меч, кинжал в деревянных ножнах, другой нож за голенищем мягкого сапога. В сохранившейся с
Итак, если верить Беренгарии, находящийся в осажденном городе Папа Римский дал Ричарду три дня и не нарушит слова — понтифик не имеет права отступаться от своего обещания. За это время Львиное Сердце вполне может как взять столицу Сицилии, так и договориться с Танкредом о выкупе или возращении наследства Иоанны. Три дня… По здешним традициям, даты меняются не в полночь, а с рассветом. Следовательно, английской король огребет полновесный интердикт колоколом, свечой и книгой рано утром 12 октября, или, если придерживаться местной системы наименований, на день святого Серафима. Угроза серьезнейшая, что и говорить. От короля могут отвернуться даже самые верные вассалы, ибо никто не захочет губить бессмертную душу, армия взбунтуется, рыцари прекратят драться… Но весь день девятого, десятого и одиннадцатого числа Львиное Сердце может со спокойной душой совершать подвиги, махать мечом (Казаков, между прочим, почему-то оскорбительно именовал благородное дворянское оружие «ковыряльником») и продолжать осаду.
Гунтер, когда глаза попривыкли к ночному мраку, забрался в седло и отправился в город — в монастыре германца уже знали и ворота открыли беспрепятственно. Оставалось снова вернуться к Северной башне (штурм наверняка утих с наступлением глубокой ночи), разыскать Мишеля, притащить его в монастырь и решить, что делать дальше.
Ибо впредь такое безобразие продолжаться не может.