Время воды

— Хелоу, Димас, — сказал я и постучал по грязному зацарапанному прилавку. — Продай-ка мне водки!

— Бухалова нет, только закуска, — не поднимая головы, ответил он. — Яблоки, лук, капуста, хурма. Чего сколько надо?

— Димас, это я, Витек!

— Витька? Поп! — Репин спрятал деньги в карман фиолетового халата и посмотрел в мою сторону. — Давно дембельнулся?

— Три дня назад.

— Бухаешь, бл…дь?

Не знаю, говорил ли он наобум или был прирожденным физиономистом-психологом, но он оказался точен в формулировке. Мне оставалось сознаться:

— Гудели вдвоем с Генофоном.

— Без теток?

Дима знал Генофона, но разговаривать и выпивать с ним считал для себя зазорным. Он вообще пил редко и небескорыстно, в основном используя водку для положительного решения полового вопроса.

— Без. Я еще не осмотрелся.

— Ну, ты даешь. Я в первый же день себе соску нашел. А что ж твоя Жанка? Она тебе не дает?

— С нею покончено, — ответил я высокопарно, в стиле Шекспира.

— Понятно, дает другому. Видел я его как-то. Ничего особенного, обычный лох, — Репин обтер земляные руки о грязное полотенце и пригласил: — Заходи!

У ларька с правого боку имелась небольшая, но крепкая дверь, через которую я проник внутрь. Протискиваясь между ящиков с овощами, я ободрал о торчащие из досок гвозди рукав пальто.

— Бл…дь! — сказал я в досаде.

Дима понял по-своему, понял значительно глубже:

— Да ты не расстраивайся, Витек. Все женщины — там! Хочешь, мы ее лоха отхерачим?

— Не надо, у них любовь, — ответил я.

— Не переживай. Я тебя с такой бабцой познакомлю… А ты вообще куда шел-то?

— Домой из института.

— Из института? Да брось ты. Теперь учиться не нужно. Вокруг кооперация. Все бурлит, пучится. Не поверишь, полгода назад прилавки были пустые, а теперь вот одной «гуманитарки» жри, сколько хочешь, главное, чтобы «бабки» были. «Бабки» надо делать, а не уроки. Ты, Поп, конечно, умный чел, усидчивый, но теперь это не актуально. Нужно быть просто хитрожопым. Пока будешь делать уроки, вся жизнь пройдет. Лавочка открылась и дает возможность взять столько, сколько унесешь, нужно только знать, где вход. Нужно один раз рискнуть!

— И как рискуешь ты?

— Ну… — Репа смутился. — По-настоящему я пока не рискую. Жду свой шанс. Но я и сейчас уже не какой-нибудь лох. Я получки и аванса не жду. У меня каждый вечер наличман карман оттопыривает. Я, братан, кручу один фокус. С каждого веса сто грамм мои. Продаю всем покупателям одну и ту же луковицу. Такой вот налог с покупок, Витек.

— Как так? — удивился я. — И тебе морду не бьют?

— А никто не врубается. Пока покупатель тупо смотрит на стрелку, я цепляю к корзине с товаром луковицу крючком. Ее вес — мой вес. Эйнштейны и Бронштейны о таком не мечтали.

Пока я пытался выразить свое отношение к фактам обвеса, в отверстие окошка втиснулось густо напудренное лицо. Оно поинтересовалось у Димы:

— Это «хурма» или «королек»?

— «Королек», — ответил Димас, не раздумывая.

— Тогда свешайте мне килограмм.

— Сию минуту, — пробормотал Репа.

Ловко жонглируя, он накидал в корзинку фруктов, извлек из-под халата крупную «луковицу» с загнутой крючком проволокой. Когда стрелка весов показала девятьсот граммов, Дима прицепил к корзине «прибор» и сказал в обведенные карандашом внимающие глаза:

— Вес взят, мадам, ровно кило.

Когда мадам отошла, я спросил друга:

— А что такое «королек»?

— Не знаю, — небрежно ответил он. — Но он был ей нужен. «Хурма» — она произнесла презрительно, а «королек» — с тонким налетом эротики.

— Круто! Ты давно тут работаешь?

— Два месяца. Что, тоже хочешь?

— У меня не получится.

— Захочешь — получится. Ты зачем сюда пришел?

— Давай бухнём вечером? — я решился взять Репу в дело. — С меня — шампанское, с тебя — девки. У тебя есть знакомые девки?

— Полно! Ты сколько готов пробухать?

— Баксов четыреста.

— Не хило! — Дима стянул с себя рабочий халат и сказал то, что я ожидал от него услышать: — Тогда рабочий день завершен.

Полчаса спустя мы катили по Октябрьской набережной на желтом такси. Между нами мерно покачивался ящик с шампанским. Еще две бутылки мы держали в руках.

Таксист, редковолосый брюнет средних лет, был молчалив, выбрит и одет в белую рубашку и галстук, то есть совсем не походил на таксиста. Но когда мы с Димоном прикладывались к бутылкам, он подозрительно шумно икал.

Поездка складывалась неважно. Шампанское было теплым и по вкусу напоминало газированную в сифоне брагу. По двум адресам, где Репа рассчитывал разжиться классными овцами, нам предложили прокатиться куда подальше.

— Куда теперь? — спросил я после очередного глотка.

— Туда же, — коротко пояснил Димон. — Куда бы мы ни ехали, мы всегда едем к овцам, Витек. И что бы мы ни делали, мы делаем ради них.

— Это неуважение, — вдруг встрял водитель.

— Не понял? — опешил от такой наглости Дима.

— Ну, если ты называешь женщин овцами, — не смутившись, пояснил водитель, — ты их не уважаешь. А раз ты за ними бегаешь, то ты не уважаешь и себя.

— Чего-о? — возмутился Дима. — С тобой здесь кто разговаривает? Крути баранку, гад! Овцы, между прочим, волшебные существа. Мураками надо читать.