Профессионалы — люди, которым приходится пробираться в сумерках чужих человеческих душ, рано или поздно отмечаются налетом параноидальности. Человеческие чувства сложны и запутаны, с человеческими мотивами еще сложнее. И те, и другие не лежат в видимой глазом плоскости и не могут быть интерпретированы полностью. Упрощение делает профессионала менее защищенным. Усложнение содержит ловушку. Недоверие очевидному, неверие явному — вот оценочные критерии профессионала-долгожителя. Только так.
Тогда же я не стал ничего уточнять у каперанга, я протянул ему салфетку с докладом и конверт с удвоенной суммой.
— А я, признаться, думал, что ты опять забухаешь, — Косберг потряс седыми кудрями.
— Почему вы так думали, товарищ капитан?
— Потому что я бы поступил именно так, — ответил Косберг, растроганно отворачиваясь.
— Желание было, — я решил его подбодрить.
— Желание будет всегда, Виктор, это как фантомные боли, — Коберг улыбнулся (возможность давать советы всегда окрыляет). — А это что ты принес? Стихи на салфетке?
— Отчет о кооперации. Будете читать?
— Не сейчас. Не сейчас. Сейчас есть более важные вещи. Тут в конверте случайно не деньги?
— Деньги.
— Деньги? — Косберг торопливо пересчитал, глаза его разгорелись. — Что же ты не сказал сразу, Виктор?
— Еще есть шесть бутылок водки, — сказал я не без гордости.
— Водка — для швей, — отрезал Косберг. — А деньги… Деньги это хорошо. Пойдем отсюда скорее.
— Куда?
— Скоро узнаешь.
Косберг шел быстро и прямо. Я едва поспевал за ним. Густой мелкий дождь, похожий на холодный кисель, ухудшал видимость. На улицах и переулках было пусто, в редких окнах горел слабый свет. В этот поздний ненастный час спали все, сдаваясь без боя под власть наступавшего будущего. И только Косберг шел через ночь. Железные подошвы его непромокаемых военно-морских говнодавов вдребезги разбивали лежащие на пути лужи. Полы черного прорезиненного плаща развевались под напорами ветра. Качающиеся фонари бросали из стороны в сторону его тень, острую, как шпиль Адмиралтейства. Я бежал вслед за ним и думал, что это именно тот человек, который способен повести за собою толпу.
Мы шли около двух часов. Я бежал, а он шел. Мы петляли между каменными коробками домов, беспорядочно разбросанных по Купчино, и, возможно, искали что-то.
Так и оказалось. Каперанг вдруг замедлил шаг и обернулся, указывая рукой на светящуюся точку. По мере приближения точка раздалась в освещенный прожектором ларек. Он был открыт, из окошка тянуло жареным жиром и неслась терапевтическая восточная музыка.
— Две двойных шавермы! — прокричал Косберг, нагибаясь к окошку.
Я хотел отказаться, так как боялся желтухи, но отказываться не пришлось — оказалось, каперанг купил обе порции для себя.
Первую шаверму он заглотил не отходя от ларька, хищно и жадно, как щука. Перед тем как уничтожить вторую, он слизал с нее соус и завернул в салфетку с моим отчетом.
— Ну, все, — сказало он, проглотив последний кусок и вытирая губы и щеки моими записями. — На сегодня хватит работать. Можно идти по домам.
— Вы что же, не будете читать мой отчет? — спросил я, чувствуя, как у меня от возмущения учащается пульс.
— К черту отчеты! Два дня не ел! Постился, — сказал он, похлопывая себя по животу. — Извини, Виктор, но то, что ты узнал о кооператорах, меня не интересует. Кооператоры — это временная категория, побочный продукт переходного периода, поэтому она ни в чем не представляется интересной для нас. Чтобы стать силой, финансовой ли, политической ли, кооператорам нужно объединиться, создать общий фонд. Аналог воровского общака. Выбрать лидера, что невозможно в принципе. Свободное предпринимательство основано на жадности и эгоцентризме, поэтому каждый предприниматель удавится за копейку, каждый тянет в одну сторону — в сторону собственного желудка. Виктор, эти люди не состоялись, не выросли, они и не вырастут никогда, это предприниматели-маргиналы. Они нас не интересуют. Нас интересуют сферы высшие! Там люди давятся уже за миллионы. Причем не рублей, а долларов! А их желудки переваривают в себе куски нашей Родины — нефть, газ, лес, электричество и тому подобное.
— Но товарищ капитан… — не сумев больше сдерживаться, возразил я. — Мой отчет не о кооператорах. Мой отчет о процессах. Мой вывод заключается в том, что те мелочные низменные процессы, которые протекают у кооператоров и их симбионтов — мелких бандитов, носят универсальный характер. То есть они точно так же протекают и в так называемых сферах высших и описываются одинаковыми законами. Там все то же самое, только размером больше. Больше животы, толще морды. Если здесь разбавленный спирт переливают в бутылки, то там — в цистерны. Если здесь переклеивают этикетки на консервных банках, то там — вывески на заводах. Если здесь за невыполнение обязательств вульгарно проламывают череп кастетом, то там эстетично поднимают на воздух бронированный «Мерседес» со всей находящейся в нем публикой.
— А вот это, Виктор, действительно хорошо, — Косберг улыбнулся и похлопал меня по плечу. — Это ты сам придумал?
— Сам.
— А как попасть в эти сферы — ты знаешь?