Время волка (ЛП)

— Ты знаешь, я бы сама вышла за тебя замуж, — сказала Жанна, подмигивая. — Но тогда никто из нас не приблизился бы к нашим обеим целям – пожалуй, мы должны оставаться только друзьями, — она снова стала серьёзной. — По крайней мере, подумай над этим, Томас.

На прощание она поцеловала его в щёку. Её одежда прошуршала, затем дверь захлопнулась, и он остался совсем один. Довольно долго Томас просто смотрел на папку для рисунков в своих руках, потом откинул одеяло и выскользнул с кровати. Босиком он подошёл к секретеру и вытащил пачку документов. Это были письма Изабелле, написанные в первые дни после его возвращения, неуклюжие объяснения, уверения и мольбы, неоднократно перечёркнутые, исправленные, и, в конце концов, забракованные. Естественно, он не отправил ни одно из этих писем. Там не было никаких оправданий и возвращений. А маркиз д’Апхер итак не позволил бы Изабелле читать письма от Томаса.

Снаружи, под окном, продавец громко расхваливал брошюры с восхитительными историями. Два кучера перепирались за право проезда, внутрь хлынул городской шум и прогнал последние привидения из Гефаудана. И внезапно он как будто бы проснулся от долгого сна. И даже если действительность была серой и пустой, это была его действительность.

Томас взял стопку и встал на колени перед камином.

«Так просто?» — подумал он. — «Просто продолжать жить? Позволить прошлому рассыпаться в пепел, нескольким ночам, девушке, у которой я отнял отца и почти всю её семью?» В его ушах звенели слова Изабеллы: «Я никогда больше не хочу тебя видеть!» Томас помедлил ещё мгновение, а потом бросил письма в огонь.

Глава 29

МЕКСИКАНСКИЕ БОГИ

Брачный контракт был заключён в конце марта. Вопреки высоким требованиям де Треминса, отец Томаса испытал такое облегчение, что напился с нотариусом коньяка. Хотя маркиз д’Апхер подтвердил в письме с законной печатью и выплатой компенсации, что при краже речь шла о досадном недоразумении, подозрение в преступлении приклеились к Томасу как угольная пыль к коже. Издавна слух принял вид многоголового чудовища, и каждая голова рассказывала что-то другое. То сообщалось, что Томас соблазнил жену графа, в другой раз он якобы присвоил драгоценности, или в споре за карточные долги застрелили мужчину. Это дошло до того, что Томас вынужден был предоставить в университет письмо д’Апхера и письменное заявление де Буффона, так как ему угрожало лишение стипендии за плохую репутацию.

— Пусть клеветники квакают, — советовал ему де Буффон. — Делайте как я, если меня вызывают на дуэль: улыбайтесь, но никогда не оправдывайтесь.

Нужно было принимать в расчёт Клер, которая никогда не спрашивала его об обстоятельствах ареста. Также и теперь, когда они гуляли вместе в первый тёплый весенний день вместе с де Треминсом и Шарлем Аувраем на утреннем базаре, она говорила только о новом итальянском певце, который демонстрировал успехи в опере. Клер стала худой, её маленькая ручная собака, напротив, превратилась за год в пыхтящий, толстый мохнатый комок. Животное едва могло держаться на ногах, и поэтому его постоянно нужно было носить. Сегодня у неё висел изо рта язык, как у повешенного.

Несмотря на ранний час, дворцовая площадь уже была оживлённой. И как раз остановились три великолепные кареты. И, конечно же, сразу стеклись любопытные, посмотреть, какие гости были приглашены во дворец. Граф де Треминс также двинулся туда, Томас и Клер последовали за ним.

Общество, которое появилось из кареты, состояло из незнакомцев. Невероятно дорогие вечерние платья блестели на утреннем солнце, сверкали драгоценности, и Томас уловил несколько русских слов. Там же можно было услышать хриплый, грозный лай и рычание. Вероятно, это были благородные борзые, которые сцепились друг с другом, покидая карету. Очевидно, зрелище того стоило, потому что в мгновение ока образовалась толпа зрителей, которая взволнованно вытягивала шеи. Один указывал на последнюю карету.

— Держи крепко свою шавку, Клер, — крикнул граф де Треминс через плечо. — Это большой ирландский, который съест на десерт твоего толстяка.