— Возможно, это просто зависит от того, чтобы задавать ему правильные вопросы. И кто может видеть глазами безумца лучше, чем я?
Этьен Лафонт почти чувствовал, как внутри него пришли в движение шестерёнки из догадок и интуиций, как всегда, когда он чувствовал, что кто-то лгал или что-то скрывал. «
— Я не могу послать переодетого Ауврая в тюрьму Сог. Каухемар всё ещё строго охраняется. Вы должны удостоверить свою личность, я не могу колдовать документы.
— У меня есть документы! — горячился Томас. — Выданные на моё новое имя.
— Поддельные документы, ага. Позвольте спросить: купленные за рубины, которые вы украли у вашей матери?
Томас поморщился с кривой улыбкой на лице.
— Именно так, месье. И в Париже можно купить всё: поддельное завещание, документы, новое имя, и если потребуется, даже новую душу. Ну, да, она – единственное, что я ещё могу потерять.
Лафонт растерянно качал головой.
И, конечно же, вспыльчивый юноша понял этот жест неправильно.
— Вы ничем не рискуете! — яростно кричал он. — Сообщение вам прислал Жан Блан. Если я провалюсь, вы скажете, что никогда меня не видели и не знали, кто я. Ну, вы пустите меня в тюрьму к мужчине или нет?
«
Томас заворожено следил за тем, как Лафонт писал и запечатывал письмо.
— Только идите послезавтра, завтра городской консул Сог встречается с некоторыми
Томасу стало так легко, что он побледнел.
— Спасибо! Вы не пожалеете!
Лафонт поймал себя на том, что хотел ответить на улыбку Томаса, но, к счастью, по-прежнему ещё владел собой.
— В этом, — сухо сказал он, — я сомневаюсь. Что вы планируете сейчас?
— Буду искать себе жильё. Возможно, в одной из хижин, в которых останавливаются
— Не делайте глупостей и сразу мне сообщайте. И никаких геройств по своему усмотрению, вы поняли?
Томас кивнул и схватил свою шляпу. Однако не решился её надевать. На мгновение синдик вспомнил того типа, который сжимал края шляпы, жестом фермера. Видимо, у него было что-то ещё на уме.
Лафонт откинулся назад и сложил вместе кончики пальцев. Он, как всегда, оказался прав.
— Ах, да, и впрочем... — сказал Томас через некоторое время. — Как дела... у сестры месье д’Апхера?
— У мадемуазель всё хорошо.
Лицо Томаса озарилось так, как будто он получил откровение. И неожиданно Этьен Лафонт вспомнил картину: обоих молодых людей и как они танцевали менуэт на празднике д’Апхера, видимо, стараясь не смотреть друг на друга. Теперь он почти сам смеялся над собой. «
Поэтому он вложил всю свою строгость в следующие слова:
— Томас, я говорю вам по-хорошему. Ни в коем случае не разговаривайте с мадемуазель! Вы молоды и вам нравится смотреть на это по-другому, но речь здесь идёт не о сердечных делах, а о жизни многих людей. Вы нужны мне на свободе, понимаете? Если д’Апхер вас узнает, даже я не смогу вам помочь. Итак: вы дадите мне слово, что отдадите своё сердце полностью этому делу? — он протянул ему руку.
Томас был совершенно захвачен врасплох и поэтому покраснел. Но он был достаточно умён, чтобы не разрушить всё заверениями и отрицаниями. Вместо этого юноша кивнул и отрезал:
— Я не стану разговаривать с Изабеллой. И я обхожу стороной д’Апхер.
Потом он взял письмо для тюремщика и засунул себе в карман куртки кусок хлеба с изюмом. Юноша кивнул Лафонту на прощание, и выбежал. Он оставил свою цепь на столе. Этьен вздохнул, положил её в свою кожаную сумку и отыскал письмо Томаса. В нём были несколько поспешных строк: «