Время волков

Я не знал, как преодолеть охрану во дворе. В обычную ночь никто бы не заметил две безмолвные серые тени. Но теперь воины хозяина настороже. К тому же сейчас, когда необходимо было действительно уходить, я осознал, как сильно не хочу покидать этот дом. Почему мне так трудно уйти? Возможно, Аристокл напоминал мне чем-то Гвидиона, и подле него было так же спокойно и комфортно. Он такой же большой, необъятный, непостижимый. И даже его сомнительные планы относительно моей воли не отталкивали меня.

Я вышел в коридор. Охранявшие меня воины придали себе самый решительный вид. Я прошел между ними к выходу во двор, чтобы посмотреть, как расположена охрана там. Несколько вооруженных эллинов стояли прямо подле выхода, остальные охраняли ворота или бесцельно слонялись по двору. С двумя своими тюремщиками я легко справлюсь, но когда остальные увидят меня и моего маленького спутника в облике волков, то, вероятно, набросятся на нас с оружием. Против такого множества воинов мне не устоять ни в зверином, ни в человеческом обличье. Но хуже всего было то, что собак спустили с цепей. Теперь они носились по двору, заливаясь злобным лаем, чуя поблизости загнанную жертву.

Я вернулся в коридор. Пройти просто так через двор мне не удастся, это я уже понял. Внезапно споткнувшись, я опрокинул светильник. Масло пролилось на пол и вспыхнуло. Поддавшись естественному инстинкту, я бросился гасить пламя, мои тюремщики, выпучив от страха глаза, усердно мне помогали. Совместными усилиями мы победили огонь. Я пошел к себе в комнату, размышляя по дороге над тем, как легко разгорелось пламя на сухом деревянном полу. Еще один светильник был опрокинут мной сознательно. Огонь с шипением победил по масляным дорожкам, я кинулся, в глубь дома по коридору, опрокидывая по дороге другие светильники. Деревянные пол и стены легко поддавались жадному пламени.

Волчонок начал визжать, и вскоре его вопль подхватили еще несколько голосов. Дом пылал. Теперь его хозяевам было не до нас. Но и мы оказались запертыми огнем в комнате. Когда я поджигал коридор, единственным моим желанием было отвлечь хозяина дома от наших персон, о последствиях этого шага для нас самих я не подумал. А теперь коридор горел, перекрыв нам выход из дома.

Волчонок выл и метался по комнате. Я выглянул в пылающий коридор. Жар обжег мне лицо. Я замер и, глядя на пламя, впал в оцепенение. Перед моими глазами танцевали огненные языки, жадно облизывающие стены дома, но видел я совсем иное. Я видел долину реки Пад, затянутую серой дымкой погребальных костров. Низкое свинцовое небо нависло над головой. Кругом сложены жертвенные костры, на которых извиваются пленники. Между кострами на телегах и на голой земле лежат мертвые кельтские воины. Мои руки связаны, перед лицом полыхает рыжее пламя, опаляя жаром, Я горю! Горю, привязанный к жертвенному столбу. Перед костром на застланной шкурами повозке лежит мой вождь, его мертвые глаза смотрят в небо. Я горю! Без боли, без страха, с тупым равнодушием потерявшего рассудок человека. Пепел! Пепел кружит и ложится на бледное лицо Бренна, на его открытые глаза, на белесые ресницы, на Меч Орну, вложенный в его мертвые руки. Боль от потери затмила все другие чувства.

Что тогда произошло со мной? Был ли я действительно принесен в жертву или это только бредовые иллюзии больного мозга? На моем теле не осталось ожогов, но я знаю, что внутри меня, в груди все обуглено. Там, где было сердце, теперь черная пустота.

— Залмоксис! Очнись же, спаси нас, пока мы не сгорели заживо!

Волчонок с воем повис у меня на шее. Я отвлекся от своих воспоминаний, вернувшись к реальности. Мы находились посреди объятого огнем дома. В моей комнате не было окон, теперь я понял почему. Уйти отсюда незамеченным невозможно.

От того, что я долго глядел на яркий огонь, в глазах у меня появились темные пятна. В пламени мне померещился человеческий силуэт. Я не мог разобрать, была ли это просто игра воображения, вызванная частичным ослеплением, или кто-то действительно стоял посреди пожара.

Я замер в проеме своей комнаты, изумленно разглядывая темную фигуру в огне. Вот неизвестный оглянулся, и я узнал в нем Бренна. Он прищурил белые глаза, расхохотался каркающим смехом и поманил к себе, приглашая меня в огонь. Я сорвал со стены занавес, еще не охваченный пламенем, и накинул его на мальчика. Когда я взял Волчонка на руки, он обхватил мою шею руками и тоскливо завыл.

— Не вздумай преображаться, — сказал ему я, — иначе мне не донести тебя.

Я шагнул в пылающий коридор навстречу Бренну. Огонь тут же охватил меня. Задыхаясь от невыносимой боли, я шел вслед за силуэтом в развевающемся плаще. Боль, страшная, раздирающая боль горящей на мне плоти мешала идти, но я все же медленно двигался к выходу. Невзирая на боль, я мог идти, идти и дышать.