В этой фразе «тоже впервые идет в бой» я услышал тщательно скрываемый страх, страх, который владел, наверное, всеми нами. Прошлые стычки со Звероловами в расчет не шли. Для волков это был первый настоящий бой с железом в руках, я же впервые сам вел воинов. Мы все боялись, мы все тщательно скрывали это. Краска помогала скрывать наш страх. Я раскрасил всех желающих.
Оборотни прикрепили мечи к спинам, как делал это я, и мы обратились в зверей. В волчьем обличье мы сможем двигаться очень быстро и застанем Звероловов в самом начале пути, когда они еще не готовы к нападению. Мы выступили. Серая стая, словно тень, безмолвно и быстро двигалась по лесу в сторону цитадели Звероловов.
Через сутки мы сделали короткий привал, поспали и подкрепились. К следующей ночи мы достигли своей цели. Впереди, еще невидимые нами, но уже вычисленные разведчиками, были Звероловы. Они двигались открыто, не прячась, издавая такой шум, что дикие звери их слышали за много миль и разбегались кто куда. Люди не умеют скрытно ходить по лесу, они разговаривают, сопят, гремят оружием. Обозначая их путь, шуршат листья, трещат ветки.
Я решил напасть, когда Звероловы остановятся на ночевку. Время клонилось к закату, мы ждали сообщения от разведчиков. Оно скоро пришло. Звероловы расположились неподалеку на поляне, окруженной лесом. Удобное место для нападения. Я разделил отряд на две группы. Ведомые Креоком волки ушли в глубь леса, чтобы обойти поляну и выйти с другой стороны. Мы были совсем близко от поляны, но люди не чувствовали нашего присутствия. Волки умеют скрываться в деревьях так, что человек мог пройти в локте от них, едва не задев, но так и не заметить хищника.
Какое-то неуловимое чувство сомнения, словно паутинка по лицу, проскользнуло сквозь меня. Я всматривался в бледные лица моих волков, но ни в одном из них не видел страха. Обреченность, решимость, покорность судьбе и смерти! Но ни трусости, ни сомнений. Волки стояли вокруг меня, спокойные, сдержанные, почти равнодушные, Я научил их не демонстрировать свои эмоции. Белая Волчица стояла рядом, почти касаясь меня плечом. Я чувствовал тепло ее тела, слышал, как яростно стучит ее сердце, разгоняя кровь. Она закусила губу, лицо сосредоточенное и такое же бледное, как у других. Я обнял ее, на мгновение с силой прижал к себе, но тут же ослабил объятия. Она не отстранилась, подняла на меня строгий и ясный взгляд своих серо-голубых глаз.
Между нами втиснулся Волчонок, он отпихнул сестру и начал что-то быстро шептать мне. Он единственный не поддался общему состоянию строгой решимости. Он трепетал от волнения и гордости, глаза его горели восторгом. Я потрепал его по светлым нечесаным космам, взглянул поверх его головы на Белую Волчицу. Но она больше не смотрела в мою сторону, встала рядом со своим дядей, полная решимости.
Мы ждали, когда последние сполохи заката погаснут и появится луна. Вот Бледная Госпожа выкатилась на небосклон и подсветила серые облака. Мы смотрели сквозь голые ветви деревьев с редкими, еще не опавшими листьями, на полную луну, призрачную и холодную. Оплачешь ли ты нас, Бледная Госпожа, или будешь, как прежде, надменно взирать с высоты на мир, в котором нас уже, возможно, не будет?
Эти тревожные мгновения пронизали нас своей невыразимой тоской. Я молча молился, наверное, впервые в жизни, призывая на помощь Великую Богиню и всех других известных мне богов. «О, Залмоксис, волчий бог, — умолял я, — прости мне мое самозванство, не оставь свой народ, дай мне силы и уверенность вести их».