Но не Гадира или Эерхонта боялась сама Кийя больше всего, не в страхе перед ними просыпалась она по ночам в холодном поту, не из-за них проводила день за днем в Храме Инкал в долгих молитвах. Остров сотрясали землетрясения, одно за другим, все чаще и чаще. Гора Атлас, возвышающаяся над Антиллой, словно державный властитель мира, казавшаяся прежде такой прекрасной, теперь была скрыта грязным, серым облаком. Прежде Кийя-Гелиона так любила по утрам любоваться Атласом. Теперь |даже взгляд на него вызывал в ней липкий страх. Она хорошо помнила историю Антиллы. Остров когда-то был лишь частью большого континента, великого континента, где жили, процветали и воевали несколько держав. Но ничто не смогло спасти Красный Континент от гибели: ни могущественные маги, ни жертвы богам, ни древние знания. Боги гор прогневались на его жителей и разрушили их землю. В результате страшной катастрофы осталось лишь несколько островов, одним из которых и была Антилла. Сколько знаний было утеряно, сколько ценных артефактов, магических изделий, старинных рукописей и тысячи, сотни тысяч человеческих жизней погребено на дне океана. Та гора на Красном Континенте, что превратилась в смертоносный вулкан, носила название Атлас. И, видно, напрасно жители Антиллы назвали свой самый высокий горный пик в честь рокового Атласа. Теперь он, в подражание своему тезке, ожил и угрожал покою острова.
Царица оторвала взгляд от свитка, посмотрела на посланца Эерхонта, молодого, рослого. Его руки с рельефными мышцами, должно быть, очень сильные. А лицо его, без грима, словно у раба, очень красиво. Гелиона подавила вздох и поднялась со своего трона.
— Завтра я напишу ответ Эерхонту, — сказала она и махнула рукой.
Сановники простерлись перед царицей ниц. Кармах, привезший письмо от Главнокомандующего, с недоумением оглядел лежащих на полу позолоченных придворных. Как же так, ведь дело еще не решено! Ленивая раскрашенная царица откладывает на завтра вопрос о помощи в то время, когда даже сейчас там, на юге, гибнут люди под напором змееголовых. Не может быть, чтобы она не понимала, насколько серьезно положение антилльской армии. Эерхонт хотел приехать сам, но не смог оставить свои войска в столь трагический момент, когда подавленные и израненные люди угрюмо отступали, оставляя врагам собственные земли.
Что-то больно ударило Кармаха по ногам. В порыве бешенства он обернулся, рассчитывая наказать обидчика. За его спиной стоял огромный, смуглый человек, по его одежде Кармах определил, что это царский телохранитель. Посягательство на него по закону приравнивается к покушению на саму царицу. Темнокожий громила жестом указал Кармаху на пол, тут только молодой офицер сообразил, что этикет требует от него припасть к ногам великой царицы. Кипя от гнева и обиды, он опустился на пол и лежал, пока не услышал бряцанье украшений на одеждах поднимающихся сановников. Кармах оглянулся, царицы уже не было. Вскочив на ноги, он подбежал к Главному Советнику, требуя немедленно объяснить поведение царицы. В сердцах он воскликнул:
— Она проигнорировала послание Верховного Главнокомандующего, где он предписывает ей немедленно прислать ему помощь!
— Никто ничего не может предписывать царице, глупец, — надменно проговорил Главный Советник, — ты приехал на закате, день закончился, царица хочет спать.
— Неужели даже военное время не способно изменить ваших закостенелых традиций?! Гадирцы нас не спрашивают, хотим ли мы спать или есть, когда нападают на нас. Они жгут деревни, убивают людей, и их не интересует, чего в это время хочет наша царица.
Главный Советник выслушал выпады юноши, опустив глаза. Очевидные веши говорит этот горячий юнец, но если он не научится держать свои эмоции при себе, то недолго ему удастся прожить во дворце, может быть, даже не успеет дождаться помощи от Гелионы. Собственно говоря, по всем законам Антиллы, Кармах сказал достаточно, чтобы быть приговоренным к смертной казни, но Главный Советник все раздумывал, все не поднимал глаз. Потом огляделся. Убедившись, что поблизости никого нет и никто не услышал горячие нападки молодого офицера, Главный Советник произнес наставительно:
— Юноша, ты слишком вспыльчив и неосмотрителен. Не думай, что царице нет дела до войны. Но ты же понимаешь, решение прекратить работу на полях и службы в храмах не может быть принято просто так, необдуманно, лишь по одному требованию твоего командира.
— Там гибнут люди, не только солдаты, но и те же земледельцы и жрецы. Гадирцы не щадят даже детей! Когда взойдут ваши посевы, их уже некому будет пожинать!
Главный Советник прищурил глаза, разглядывая юношу. На лице офицера не было маски, оно пылало от нетерпения и гнева.
— Ты, верно, с юга, да? Чей ты сын?
— Антеф Амунем, мой отец, был наместником южной провинции, а теперь там только руины.
— Хорошего сына вырастил Антеф Амунем. Я понимаю твою боль. Нет ничего тяжелее, чем видеть, как враги разрушают твой край, убивают твоих родственников, как отчий дом лежит в руинах. Жив ли еще Антеф Амунем?
Юноша мотнул головой и опустил глаза.