— Послушай, что я скажу тебе, сынок. Не думаю, чтоб твой отец желал тебе когда-нибудь сгнить заживо в каменном мешке. А именно это тебя и ждет, если ты будешь продолжать высказываться в том же духе. Кармаху, сыну Антефа Амунема, более пристало погибнуть в бою с врагом, защищая родину, поэтому прибереги свой пыл для гадирцев. Ты не в силах изменить распорядка дворца, поэтому будь мудр, сдержись и смирись, плыви по течению. Завтра царица будет рассматривать твой вопрос и если примет положительное решение, то вскоре ты сможешь вернуться к твоему Главнокомандующему с подмогой.
— Вскоре?! Не завтра?
— Ну, ты же офицер, а не дитя. Должен понимать, что за один день не удастся мобилизовать всех землепашцев, они же не в Городе Солнца поля обрабатывают. Будут посланы гонцы. Сколько еще времени потребуется, чтобы собрать провиант, новых солдат еще и кормить чем-то надо. К тому же люди земли не привыкли воевать, без охоты пойдут они в солдаты, может, кого и силой придется заставлять. Так что, если царица прикажет, и тебе с твоим отрядом дело найдется.
— Я не буду воевать с мирными жителями своей страны, когда кругом столько врагов, — зло процедил молодой человек. — Я офицер, а не надсмотрщик, чтобы сгонять людей. Хорошо хоть, жречество достаточно образованно и способно понять, что грозит стране без дополнительной мобилизации.
Главный Советник покачал головой:
— Со жрецами вообще отдельный вопрос. Думаю, царица не позволит им воевать.
— Конечно, ведь тогда некому будет возносить ей хвалу, — съязвил Кармах.
— Разумеется, — усмехнулся Главный Советник и продолжил уже в другом тоне: — Если я еще раз услышу от тебя что-нибудь предосудительное, высказанное в адрес царицы или ее политики, то ты будешь немедленно отправлен в узилище, несмотря на мои личные симпатии и к тебе, и к твоему уважаемому отцу, которого я некогда знал. Ты успел уже заслужить несколько смертных казней, и, не приказав до сих пор арестовать тебя, я считаю себя сполна оплатившим мой дружеский долг перед Антефом Амунемом. Долее это продолжаться не может. Итак, юноша, у тебя больше нет защитника и советчика. Иди и не пеняй на старика, что я не предупредил тебя.
С этими словами Главный Советник развернулся и ушел, оставив юношу одного посреди Зала Приемов, сжигаемого бессильной яростью. Кармаху захотелось немедленно уехать, вырваться из золотого, словно застывшего вне времени царского дворца, из этих фальшивых церемоний и поклонов, туда, где его друзья спят на голой земле под открытым небом, где отступают они, изнывая от зноя и ран, под натиском врага. Борясь с отчаянным желанием начать крушить все эти светильники, статуи и все, что олицетворяет собой спокойствие и власть, он бросился прочь из дворца. Он бежал по городу, по его узким, мощеным улочкам, толкая людей, роняя разложенный торговцами товар, захлебываясь рыданиями.
Кармаха привозили сюда родители, когда он был еще ребенком. Они хотели приобщить сына к древним святыням, собранным в Городе Солнца, они мечтали вырастить достойного наследника своего древнего рода. И вот теперь их нет, они погибли в своем поместье, когда напали гадирцы, и Кармах не смог даже найти их тела среди обгоревших руин того, что когда-то он называл домом. А Город Солнца по-прежнему стоит, все такой же сверкающий, разноцветный, пышный. И люди здесь такие веселые, им нет дела до того, что юг погиб, что гадирцы убивают солдат.
Кармах размазывал по щекам слезы ярости, шепча на ходу слова:
— Так вот он. Город Солнца, теперь я вижу его во всей красе! Не солнечным светом воссиял он сегодня. Похоть, грязь, пьянство — вот что правит сейчас этим городом! Мы, солдаты, умираем под натиском врага, а эти люди развлекаются и веселятся, эти люди совокупляются на глазах друг у друга.
Антилльская царица Кийя-Гелиона лежала без сна в роскошной опочивальне, сосредоточенно изучая замысловатый рисунок на потолке, выложенном разноцветной мозаикой. Такая же мозаика была и на стенах, но рисунок на них не вился сложной вязью непонятных завитков, как на потолке. Стены украшали картины, изображающие Город Солнца, и даже в полутьме они сверкали золотом. Кийя опять подняла глаза к потолку. Сколько ночей она вот так рассматривает эти рисунки, мучаясь бессонницей и терзаемая горькими размышлениями о своей участи.
Древняя традиция требовала от царя принести себя в жертву, когда его земле угрожает серьезная опасность. Конечно, эта практика канула в легенды, давно уже такого не происходило. Но знай Кийя, что подобная жертва спасет ее народ, она бы, не задумываясь, сама шагнула в кратер вулкана, как сделал это один из царей Красного Континента тысячи лет назад. Но его самопожертвование не принесло пользы, и Кийя не верила, что сможет спасти таким образом свой остров. Она вспомнила легенду, высеченную на стене в храме Инкал. Надпись гласила: