Время волков

Я улавливал могучее дыхание океана, ровное и тяжелое, слыша и сопереживая каждый его вздох. Море, оно не должно было мне нравиться, никогда прежде не нравилось, но что это со мной? Море. Море! Этого только не хватало. В душе волка зародилась любовь к морю. Отлично! Я возмущенно сплюнул. Никакой тошноты, никакой морской болезни. Еще бы, во мне сидит чудовищное порождение Фоморов, это оно, конечно, так влияет на меня. Страсть к морю свойственна всем Древним.

Я вернулся к играющим и, отобрав у них кувшин с вином, залпом осушил его, с удовольствием заметив, что мой желудок не спешит исторгнуть обратно выпитое.

Прошло немало времени после того, как впередсмотрящий издал победный вопль, извещающий остальных о том, что с самой верхушки корабельной мачты он узрел землю, а я все еще не мог разглядеть на горизонте ничего, кроме нескольких темных точек, находящихся на расстоянии друг от друга. Один из гадирцев объяснил мне, что эти точки — гигантские статуи, размещенные в гавани главного антилльского порта, каменные фигуры хранителей острова. Точки все увеличивались, и вскоре я смог различить великолепных каменных всадников в шлемах, словно демонстрирующих своим грозным видом, что хранители острова начеку, они видят приближающиеся корабли и знают о наших намерениях.

Гадирец, просветивший меня относительно гигантских статуй, крикнул:

— Эй вы, каменные громилы, вы прозевали опасность! Пока вы пялитесь на водную гладь к востоку от острова, его южное побережье уже захвачено врагом.

Но каменные истуканы не услышали его, а может быть, сделали вид, что не слышат, продолжая все так же неистово смотреть на восток. Видно, кто-то обманул их, пообещав, что угроза придет именно оттуда.

Наш корабль обогнул остров и подошел к нему с юга, со стороны Гадира. У Икхи не было сведений, захвачены ли восточные порты, и он предпочел потерять несколько дней пути, чем рисковать.

В небе над заливом с пронзительным клекотом кружили чайки. Гавань была небольшая, предназначенная лишь для местных судов. Но сейчас она оказалась пустой, лишь несколько лодочек, раскачиваемых прибоем, бились носами о берег. Ни торговых, ни рыбачьих судов видно не было. Все они либо успели покинуть захваченные территории, либо были сожжены змееголовыми. Теперь только гадирские корабли маячили на горизонте, да еще несколько бросили якорь в заливе.

Гадирские корабли отличаются от плоскодонных антилльских судов глубокой осадкой. Наш корабль не смог подойти к берегу, поэтому нам пришлось добираться до земли на лодках. Я, спеша оказаться на берегу, сел за весла и на удивление ловко справился с греблей. Если так будет продолжаться и дальше, то я еще смогу полюбить морские путешествия и даже стану «морским волком». Правда, мне казалось, что «морской волк» звучит не намного лучше, чем «лесной дельфин», но моряки почему-то любили это несуразное выражение и не принимали во внимание, что волки не выносят морских путешествий. Мой организм, похоже, был готов опровергнуть эту истину, впрочем, можно ли меня все еще считать волком, я не знал.

Порт встретил наши лодки тошнотворными запахами тины и тухлой рыбы. Здесь нас уже поджидали гадирские офицеры, сверкая на солнце начищенным оружием и металлическими нагрудниками. Они скептически осмотрели привезенных Икхой наемников. Один из гадирцев, вытянувшись по струнке, что-то доложил Икхе и, судя по его озабоченному виду, новости были не слишком хорошие.

Позже это подтвердилось тем, что нам не дали времени на отдых. Наспех сформированные отряды наемников и гадирцев двинулись быстрыми темпами в глубь острова, где, по словам Икхи, с переменным успехом шли бои за очередную провинцию Антиллы.

Гадирская армия состояла из пехоты и отрядов боевых колесниц. Икха правил колесницей сам, отослав ее возничего на другую повозку. Рядом с ним восседал один из тех офицеров, что встретили нас в порту. Мне тоже было предоставлено место на колеснице, возничий ее был гадирцем. Звали его Ксиар. Он был очень молод, почти мальчишка, и относился ко всему происходящему с невероятной серьезностью. Но его лошади не пожелали терпеть позади себя волка, и я пошел с основной массой наемников, определив таким образом для себя место в пехоте.

Мое место в колеснице тут же занял Миль, с жадностью вбиравший в себя все новшества, увиденные им у змееголовых. На нем уже был металлический нагрудник, выменянный у одного гадирца на последние побрякушки из золота.