Время возмездия

Время шло, но натиск француза не ослабевал, как рассчитывал Миклашевский, а становился все решительнее. Пиляс не был бы профессионалом и тем более чемпионом Франции, если бы не обладал не только физической силой и выносливостью, но и должным мастерством и упорством в достижении поставленной цели. Он работал руками, как хорошо налаженный и отрегулированный механизм, имеющий внутри мощный мотор и солидный запас горючего. Специалисты видели, что в основе его натиска, словно железный стержень, лежит четкая целенаправленность. Можно было не сомневаться, что все эти стихийные на первый взгляд серии ударов были тщательно продуманы и отработаны на мешке, на спарринг-партнерах, доведены в учебных поединках до автоматизма. Во многих жестоких поединках эти серии неизменно приносили успех. И лишь здесь, в Лейпциге, они почему-то не срабатывают. Утешало его только то, что, как казалось Пилясу, инициативу держит именно он и он диктует ход поединка. Ведет бой на своей коронной дальней дистанции.

В минутный перерыв Бунцоль, вытирая влажным полотенцем мокрое от пота лицо Миклашевского, советовал:

— Хватит играть, показывать свое мастерство в защите. Надо бить! Иди на сближение и бей! Нужно вырывать победу, а не ждать присуждения ее по очкам. Иди на сближение и бей!..

Миклашевский знал это и сам. Но как ни странно, именно эту, казалось бы, простую задачу не так-то просто было решить в ходе поединка. Пиляс сам великолепно чувствовал дистанцию и, используя длинные руки, умел держаться на своей коронной дальней, не подпуская к себе соперника. Огородился густым частоколом прямых ударов, пробить брешь в которых не так-то просто. Трижды Миклашевскому удавалось, перехитрив внимательного соперника, войти в среднюю дистанцию, но развить успех не представилось возможным, ибо Пиляс тут же отскакивал от русского, как резиновый мяч от стенки, и бурно осыпал его своими джэбами.

Оба боксера устали, лоснились от пота. Но ни тот ни другой не уступал и четко пресекал всякую попытку изменить ход поединка.

Несмотря на внешний бурный темп, специалисты видели и внутренний, как бы второй план поединка, — очерченный высоким мастерством и продуманной тактикой. Пиляс все так же стремительно наносил удары, почему-то не попадая в Миклашевского, а русский не мог войти не то что в ближнюю, но даже в среднюю дистанцию. В зале воцарилась странная тишина, и многочисленные зрители замерли на своих местах, понимая, что на их глазах зреет развязка, что в эти секунды на ринге должен произойти перелом, ибо темп боя взвинчен до предела и так долго продолжаться не может. И они не ошиблись. Развязка наступила в конце второго раунда.

Пиляс бросился в очередную атаку, а Миклашевский, словно он не на ринге, а в танцевальном зале, как бы вальсируя, вдруг сделал поворот на носочках и очутился сбоку соперника. Он провел знаменитый и трудноисполнимый в бою прием, получивший название «тур-де-вальс». Этот прием великолепно применял лишь Карпантье, знаменитый французский профессиональный боксер, ставший чемпионом мира. Им в свое время восхищался Макс Шмеллинг, и конечно же сейчас он был приятно изумлен, видя, что русский так четко исполнил этот прием. Все длилось считанные мгновения. Макс Шмеллинг подался вперед со своего кресла и, сжав кулак, чуть двинул им по воздуху, как бы желая провести свой знаменитый боковой хук. Именно таким ударом сейчас можно было сразить француза. Зрители затаили дыхание.

А на ринге Миклашевский, словно читая мысли Шмеллинга, без замаха провел боковой удар. Стремительно и четко. Кулак мелькнул в воздухе, словно вспышка черной молнии. Он не ударил со всего размаху, а лишь, как казалось со стороны, задел, чиркнул по открытому подбородку. В зале кто-то выразительно хмыкнул, кто-то неудовлетворенно ахнул, кто-то присвистнул: «И русский не попал! Такая редчайшая возможность и — промахнулся!» Француз, по обыкновению, отскочил, разрывая дистанцию. Шанс упущен. Но в следующую секунду произошло непонятное. Пиляс странно опустил свои руки, которые вдруг повисли как плети, а сам мягко закачался, мягко опустился сначала на колени, а потом растянулся на брезенте ринга. Удар, оказывается, достиг цели! По залу пронесся одобрительный гул. А судья оттолкнул Миклашевского, взмахнул рукой, открывая счет:

— Раз!.. Два!..Три!..

Пиляс лежал и не шевелился. Нокаут был глубоким. Отсчитав положенные десять секунд, судья, выкрикнув «аут!», поднял вверх руку Миклашевского.

Зал взорвался аплодисментами. Игорь посмотрел в сторону жюри и сквозь пот, застилавший глаза, видел, как знаменитый Макс что-то восторженно говорил соседу и, подняв руки над головой, хлопал в ладоши.

2