Полковник улыбнулся. Улыбка у него была какая-то солнечная, от нее сразу потеплело в груди. Он долго пожимал руку Валерию, и Валерий видел, что Щетилин, в сущности, добрый человек. И Рокотову стало неудобно от этой доброты.
— Как же так, товарищи?.. Я же не участвовал в стрельбах… За что же мне…
— Все правильно и закономерно, — сказал полковник. — Ваши солдаты, в отсутствие вас, офицера, действовали в сложной обстановке слаженно и показали высокое мастерство. Это ли не хороший показатель выучки и дисциплины? Еще раз поздравляю! Отлично! Ведь мы за вас здесь все болели и переживали, — Щетилин шагнул к Валерию и, обняв его, трижды поцеловал. — А теперь, товарищи, в клуб. Там давно ждут его.
Торжество в клубе, где собрались почти все жители гарнизона, продолжалось почти до полуночи. Рокотов рассказывал о боксерских соревнованиях, об Англии, о Лондоне, отвечал на многочисленные вопросы.
Прямо из клуба полковник Щетилин повел Валерия к себе домой. За праздничным столом собрались старшие офицеры со своими женами. Жена Щетилина — полная, с копной седых волос, приветливая смуглолицая женщина — хлопотала на кухне. Ей помогали жены офицеров. За холодными закусками подали жареную медвежатину, затем блюдо с сибирскими пельменями.
Валерий, рассматривая увеличенную фотографию полковника в полной парадной форме и при всех орденах и медалях, спросил Щетилина:
— Расскажите, за что вас наградили орденом Ленина?
— Ешьте, ешьте, пока горяченькие, — полковник подцепил вилкой пельмень, окунул в сметану. — А, про орден рассказать?.. Про какой? У меня три ордена Ленина…
— Расскажите про первый, — выпалил Валерий, хотя ему интересно было узнать и про остальные.
— Ладно, расскажу. Только сначала покончим с пельменями.
Рокотов, а за ним и остальные гости быстро опустошали блюдо. А в дверях показалась жена Щетилина. Валерий невольно обратил внимание на ее руки, вернее, на одну, левую. Руки были обнажены до локтя. На левой — большой шрам, типичный для ожога. «И у плиты можно обжечься, — подумал он. — Огонь везде опасен». В руках у нее было круглое блюдо, на котором горкой лежали свеженькие, только из кастрюли, округлые, янтарные пельмени, и над ними витал легкий ароматный пар.
— Работайте веселее, там еще забросили!.. Скоро вынимать будем, — сказала она, устанавливая на стол блюдо, и обратилась к мужу: — Илюшенька, что-то твои подопечные не поспевают. Выучка не та, что ли?.. Покажи им, подай пример.
— Ой, не одолеем! — взмолился Валерий.
— Но-но! — полегче на поворотах, — сказал Иванов, накладывая в свою тарелку новую порцию. — Товарищ старший лейтенант отвык от родных харчей, в Англии, там все по чуть-чуть, калории считают… Придется ему заново привыкать к родной пище.
— Буду стараться, товарищ подполковник, — ответил Валерий, с удовольствием называя новое воинское звание своего прямого начальника.
— То-то же!
Потом пили чай с лимоном. Лимоны привез Рокотов, берег их всю дорогу, боялся, что подмерзнут. А варенье было разное, своего, домашнего приготовления, из лесных ягод: черники, малины, голубики, брусники, земляники… Тайга щедрая, всего вдоволь.
Полковник вытер губы салфеткой, закусил. Задумался. В комнате все притихли, приготовились слушать. Щетилин редко рассказывал о своем прошлом. Знали только, что он воевал в танковых частях, дошел до Берлина, что на своем танке одним из первых ворвался в Прагу на помощь восставшим.
— Давно это было, жарким летом сорок четвертого, — начал Щетилин и, затянувшись, медленно выпустил дым. — Столько лет прошло, а мне все не верится, что нет в живых командира нашего, младшего лейтенанта Кульги… Григория Кульги. А ведь он тоже боксером был. Не простым. Чемпион города Ленинграда сорок первого года и всего Ленинградского военного округа! Афишу с собой в танке возил, на которой оповещалось о боксерских соревнованиях. Там и фамилии боксеров напечатаны. Так в затишье между боями, когда свободная минута выпадает и настроение подходящее, Григорий Кульга нам про каждого рассказывал. Особенно часто он своего друга, зенитчика, вспоминал. Тоже чемпионом был и Ленинграда, и всего округа. Только судьба его военная как-то не сложилась, пропал он в неизвестности… Кульга, когда танк новый получал, на Урале был, в тылу. И там случайно жену своего друга Миклашевского встретил. Она вся в слезах… Вот, видите, вспомнил! Миклашевский его фамилия. Сколько лет прошло, а как сейчас помню…
У Рокотова от неожиданности кровь прилила к лицу. Он не удержался, перебил полковника:
— Простите… Как, вы сказали, его фамилия?
— Миклашевский, — повторил полковник. — А что?
— Как звать его, не помните? Не Игорь Леонидович?
Щетилин положил папиросу на край пепельницы и повернулся к Рокотову:
— Да, Игорем звали… Точно, Игорем! Игорь Миклашевский. А вот отчество?.. Кульга никогда по отчеству его не называл, возраст не тот был, — и в свою очередь спросил: — Вы о нем слышали что-нибудь?